Овладение знаком «нет» (жестом и словом) имеет далеко идущие последствия для психического и эмоционального развития ребенка; это достижение означает, что ребенок приобрел зачатки способности суждения и отрицания. Фрейд (1925а) обсуждает этот вопрос в великолепной небольшой статье «Отрицание». Я собираюсь коснуться лишь нескольких наиболее существенных аспектов этой вехи развития; более подробный анализ читатель может найти в моей монографии «Да и Нет» (1957).

Прежде всего, идентификация с агрессором есть избирательный процесс. Когда мать налагает запрет, в ее поведении можно выделить три фактора: ее жест (или слово), ее сознательная мысль и ее аффект. Очевидно, ребенок инкорпорирует жест. Однако каким образом пятнадцатимесячный малыщ может понять и тем более осознать причины, побуждающие мать произнести этот запрет? На самом деле ребенок не инкорпорирует мысль матери. На этой стадии он еще не способен к сознательной мысли и не знает, запрещает ли мать потому, что боится, как бы он не причинил себе вреда, или нее она сердится потому, что он плохо себя вел.

Аффекты же ребенок в этом возрасте воспринимает только глобально. Можно сказать, что он способен различить у «другого» только два аффекта, которые я назову аффектами «за» и «против». Поэтому ребенок понимает аффект матери примерно так: «Ты не за меня, ты против меня». Из этого следует, что идентифицируясь с агрессором посредством отрицательного жеста, ребенок усваивает только сам жест в совокупности с аффектом «против». Тем не менее этот процесс представляет собой нечто исключительное. До тех пор выражение аффектов ребенка в ситуации объектных отношений ограничивалось непосредственным контактом, действием. После освоения отрицательного жеста действие заменяется сообщением, и появляется возможность коммуникации на расстоянии.

Это, по-видимому, наиболее важный поворотный пункт в истории как индивида, так и рода. С этого начинается очеловечивание рода, с этого начинается zoon politicon, с этого начинается социум, ибо теперь речь идет о двустороннем обмене сообщениями, о намеренной и прямой коммуникации. С появлением семантических символов эта коммуникация делается словесной. По этой причине я и считаю возникновение отрицательного знака и слова «нет» очевидным признаком формирования третьего организатора психики.

Ранее, в период детской беспомощности, который Ференци (1916) назвал стадией инфантильного всемогущества, фантазия заменяет действие. Эти фантазии, однако, несопоставимы с фантазиями взрослого и даже с фантазиями ребенка дошкольного возраста. Фантазии младенца обязательно остаются в рамках его ограниченных когнитивных ресурсов. На этой стадии когнитивные процессы в значительно большей степени определяются физиологическими, нежели идеаторными, источниками.
Это утверждение требует некоторых пояснений. В когнитивном отношении младенец на первом году жизни осознает лишь незначительную часть физиологических функций, которые кажутся столь очевидными для взрослого. Разумеется, мы можем допустить, что младенец осознает акт кормления и связанные с этим действия, такие, как жевание, глотание, хватание и поиск. Возникает вопрос, в какой мере функция выделения уже вошла в когниции младенца. Мои наблюдения подвели меня к гипотезе, что к концу первого года жизни младенец только начинает обращать свое внимание на выделительные функции. Поэтому я считаю, что большинство фантазий на стадии беспомощности сосредоточено на действиях, связанных с кормлением и достигающих кульминации в интроекции. Эта гипотеза отчасти подтвернсдается тем, что во второй половине первого года жизни у ребенка начинают отчетливо проявляться идентификационные действия. Действия, основанные на функциях выделения и наводящие на мысль о механизмах проекции, менее очевидны, хотя они также имеются. Такие действия выступят на передний план на втором году жизни.

«Нет» — жест и слово — есть семантическое выражение отрицания и суждения, в то же время это первая сформированная ребенком абстракция, первое абстрактное понятие в смысле взрослого мышления. Понятие приобретается путем перераспределения агрессивного катексиса, что, как я полагаю, характерно для любой абстракции. Абстракция никогда не бывает результатом идентификации как таковой, она является результатом процесса, состоящего из двух стадий. На первой стадии мы используем агрессивную энергию, чтобы отделить некоторые элементы от того, что мы воспринимаем. Вторая стадия является результатом синтезирующей деятельности Я (Nunberg, 1930), то есть происходит синтез элементов, отделенных агрессивной энергией. Продуктом этого синтеза становится либо символ, либо понятие. Первым таким понятием в жизни ребенка является отрицание.

Как указывалось ранее, в начале второго года жизни ребенок выражает отрицание покачиванием головой. Тем самым он сообщает свой отказ окружению, прибегая к семантическому знаку. Покачивание головой в качестве отрицательного знака чрезвычайно распространено на всем земном шаре, однако его никоим образом нельзя назвать универсальным знаком. В некоторых культурах для отрицания используются другие жесты. Однако весьма вероятно, что во всем мире в качестве отрицательного жеста чаще всего используется покачивание головой. Распространенность этого знака побуждает меня предположить, что его моторные истоки можно проследить в онтогенезе человека и, быть может, даже в филогенезе. Поведение, возникающее из крайне архаичного и примитивного опыта, как правило, бывает общим для всего рода, поскольку оно свойственно каждому его члену.

Биологические и нейрофизиологические истоки отрицательного покачивания головой
Мы решили исследовать наиболее ранние паттерны поведения новорожденных, чтобы выяснить, есть ли среди них что-либо напоминающее отрицательное покачивание головой. Нам и в самом деле удалось обнаружить такой паттерн поведения. Это так называемый «сосательный рефлекс», который некоторые ученые называют «рефлексом ориентации». Он вызывается прикосновением пальца к периоральной области. Вслед за Бернфельдом я предпочитаю называть эту область «рыльцем»; она охватывает рот, подбородок, нос и большую часть щек. В дальнейшем мы будем именовать этот рефлекс «укоренением».

Этот паттерн поведения крайне архаичен. Наши фильмы показывают, что младенец, оказавшись в позе кормления, открыв рот, делает несколько кругообразных движений головой, пока ему не удастся захватить сосок. Как только ему это удается, круговые движения прекращаются, сменившись сосанием. Я выяснил, что это поведение очень легко объяснить с точки зрения рефлекса укоренения. В ситуации кормления одна щека младенца, например правая, касается груди. В таком случае голова поворачивается направо, рот открыт; если рот не натыкается на сосок, ребенок продолжает движение до тех пор, пока не коснется груди уже левой щекой. В этом случае он поворачивает голову влево и так далее, до тех пор, пока сосок не будет зафиксирован открытым ртом.
Минковски (1922) первым продемонстрировал, что рефлекс укоренения имеется уже у человеческого плода, начиная с третьего месяца беременности. В великолепной работе по анэцефалической тератоме Гампер (1926) показал, что это поведение обнаруживается во всех деталях даже на мезэнцефалическом уровне. Дэвен-порт Хукер (1939) продолжил эти наблюдения и эксперименты, отразив их в весьма впечатляющем фильме.

На филогенетическом уровне Прехтль, Климпфингер и Шлайдт (1950, 1951, 1955) изучали рефлекс укоренения у младенцев как человека, так и низших приматов в качестве одного из примеров развития моторного поведения в раннем младенческом возрасте. Они суммировали свои выводы следующим образом: асимметричная стимуляция (односторонняя стимуляция) рыльца или губ вызывает вращательные движения головы. Как только стимуляция становится симметричной благодаря одновременному касанию верхней и нижней губы, вращательное движение прекращается, рот закрывается и начинается сосание. Вращение и сосание взаимно исключают друг друга. Тилни и Куби (1931) продемонстрировали, что даже у новорожденных котят нейронные пути, соединяющие желудок с мозгом, ртом, внутренним ухом и конечностями, достаточно развиты, чтобы осуществлять координацию этих органов в процессе сосания.

Описанные выше исследования доказали, что «рефлекс укоренения» четко устанавливается уже на уровне эмбриологического развития, как в онтогенезе, так и в филогенезе.

В недели и месяцы, следующие за рождением ребенка, рефлекс укоренения становится все более уверенным и целенаправленным; после третьего месяца новорожденный захватывает сосок одним быстрым движением головы. Это движение есть наглядное проявление усилий новорожденного в поисках пищи. С биологической точки зрения это предваряющее поведение (Craig, 1918), движение с целью приблизиться, имеющее позитивное «значение»; с психологической точки зрения это движение можно было бы назвать утвердительным.

Изменение функции: биологический и психологический аспекты

Вращательные движения обеспечивают тактильную ориентацию головы относительно соска. По мере нарастания эффективности визуальной ориентации и мышечной координации вращательные движения головы понемногу исчезают. Однако с шестого месяца жизни вращательные движения головой возникают вновь в ситуации диаметрально противоположной той, в которой они наблюдались изначально. Если шестимесячный младенец сыт, то он мотает головой из стороны в сторону, избегая соска или ложки, одним словом, пищи — тем же самым вращательным движением, которое при рождении служило ему для поиска пищи. Теперь, однако, это движение преобразовалось в избегающее поведение, в отказ. Движение приобрело отрицательное «значение». Следует все же помнить, что это по-прежнему поведение, а не семантический жест. Он появится не менее через полгода развития, когда ребенок преуспеет в преобразовании избегающего поведения в семантический жест отказа.

Таковы основные стадии изменения моторных паттернов, которые будут использоваться в жесте отрицания. Я бы хотел подчеркнуть, что в течение первого года жизни существует только моторный паттерн; этот паттерн имеет функцию — сначала достижения пищи, затем ее избегания. Только после пятнадцати месяцев жизни моторный паттерн будет наполнен идеаторным содержанием младенца, то есть он обретет значение жеста, а этот жест будет передавать абстрактную идею.

В ходе онтогенетического развития моторный паттерн покачивания головой как жеста отрицания проходит через три отдельные стадии. При рождении укоренение представляет собой утвердительное поведение. Неудивительно, что Фрейд (1925а) подчеркивал, что в бессознательном не существует «нет». Это, разумеется, вытекает из законов, управляющих первичным процессом. Поскольку новорожденный не обладает сознанием первые недели после своего рождения, он функционирует лишь в соответствии с первичным процессом; его реакции, его активность являются результатом разрядки напряжения, которое, в отсутствие психической организации, не может быть осознанным. Из этого следует, что его поведение не может выражать отрицание.

Вторая стадия, в которой шестимесячный ребенок отказывается от пищи, мотая головой, относится ко времени, когда установились первые рудименты сознательного Я. Однако на этой стадии ребенок еще не располагает средствами или способностью, чтобы установить коммуникацию с «другим». Когда мы смотрим на это со стороны, в этой ситуации его вращательные движения головой выражают отказ. Но этот отказ не адресован человеку; он безобъектен и пока еще представляет собой исключительно проявление психофизического состояния ребенка.

На третьей стадии, примерно в пятнадцать месяцев, подобные вращательные движения головой уже можно интерпретировать как сообщение, адресованное другому человеку, и утверждать, что врожденный моторный паттерн укоренения стал использоваться для выражения абстрактного понятия отрицания и оказался интегрированным в систему коммуникации.

Прототип утвердительного жеста

Читатель, возможно, возразит, что противоположность жеста отрицания, утвердительный жест, кивание головой, также, наверное, распространен во всем мире. Однако ничего из того, что я сказал об отрицательном жесте, нельзя применить к утвердительному. Вряд ли, например, идентификация с агрессором, или даже с фрустратором, содействует появлению семантического жеста — кивания головой, хотя идентификация с объектом, разумеется, включена в этот процесс. Действительно, можно сказать, что агрессивное влечение играет главную, хотя и не исключительную роль в развитии отрицания. В таком случае можно было ожидать, что в развитии подтверждения задействовано либидинозное влечение. Но если у новорожденного и даже у плода отчетливо проявляется двигательный паттерн, весьма напоминающий отрицающее покачивание головой, то трудно увидеть, какой двигательный паттерн, представленный от рождения, мог бы хоть отдаленно походить на кивание головой. Нет никаких следов кивающих движений и в рефлексе укоренения; более того, при рождении мускулатура шеи недостаточно развита, чтобы поддерживать голову в свободном положении, и еще менее развита, чтобы совершать произвольные движения в сагиттальной плоскости.

Но разве мы не утверждали, что любое поведение имеет вначале утвердительный характер и направлено на удовлетворение потребности? Где мы находим архаичный прототип двигательного паттерна кивания головой?

В конечном счете, мы обнаружили этот прототип также среди паттернов поведения, связанных с кормлением. Но он не существует с рождения и появляется только спустя три месяца.

В возрасте от трех до шести месяцев младенец уже может поддерживать свою голову и двигать ею с помощью шейной мускулатуры. В это время он также начинает ориентировать визуально. Если отнять сосок у трех-шестимесячного младенца во время кормления, то он совершит приближающиеся движения головой, вертикально кивая по направлению к груди. Эти движения очень напоминают моторный паттерн кивающей головы; они являются первыми его прототипами. В последующие месяцы они интегрируются в приближающееся поведение младенца. В отличие от двигательного паттерна покачивания головой, который в ходе развития подвергается функциональному изменению и становится знаком отрицания, утвердительное кивание головой сохраняет функцию подтверждения. В течение второго года жизни оно приобретает семантическое значение и, таким образом, становится жестом подтверждения: весьма вероятно, что это происходит через несколько месяцев после появления семантического жеста отрицания.

История развития «нет» и «да» и их дифференцирования в первый год жизни на диаметрально противоположные направления — удивительный пример важности психического развития для последующей судьбы архаических паттернов поведения. В то же время это — подтверждение гипотезы Фрейда (1910) о происхождении противоположного значения первичных слов.