До появления психоанализа ошибочные действия трактовали по-разному. Одни объяснения приближались ко взглядам психоаналитиков, другие толковали предмет прямо наоборот. То обстоятельство, что ошибочные действия только внешне кажутся непреднамеренными, а на деле за ними стоят свои причины, отмечали не только поэты и философы (например, Гёте, Шопенгауэр, фон Гартманн): даже в обыденном сознании еще до эпохи Фрейда не все «оплошности» считались случайными. Так, всегда считалась предосудительной забывчивость в определенных отношениях между людьми. Когда человек забывал откликнуться на приглашение, в этом видели знак пренебрежения и намерение оскорбить; если подданный, обращаясь к своему соверену, «забывал» предписания этикета, его могли за это казнить.

Старая пословица гласит: «Lingva lapsa verum dicit» [оговорка выдает правду]. Каждый человек, пишет Фрейд, постоянно занят психическим анализом своего ближнего и при этом неизменно судит о бессознательных намерениях и замыслах другого по его поступкам, которыми тот говорит о себе больше, нежели думает и намеревается сообщить. «Ив этом, пожалуй, заключается наказание за внутреннюю неискренность, когда люди, ссылаясь на забывчивость и непреднамеренность позволяют выплеснуться наружу таким побуждениям, в которых им лучше было бы признаться себе и другим, раз уж не могут с ними совладать».
И все же обыденному сознанию чуждо последовательное толкование ошибочного действия как поступка, преследующего определенные цели, пусть и совершенного непроизвольно и по неведению.

Оно толкует его по-другому — в полном согласии с научной концепцией, полностью противоположной теории психоанализа, — как случайность или как некое порождение физиологических и психофизиологических факторов, таких, как легкое недомогание, нарушения кровообращения, состояния усталости, истощения, волнения, рассеянности. Кроме того, оговорки объясняются также такими факторами, как соотношение звуков, созвучность слов и словесные ассоциации, связанные со словами, которые человек собирается произнести. Согласно Вундту, у утомленного человека ассоциативные наклонности начинают преобладать над интенцией к верному произнесению слов.

Психоаналитическая теория не отрицает роли перечисленных факторов, однако относит их к разряду технических или сопутствующих условий, которые способствуют совершению ошибочных действий. Она исходит из того, что, во-первых, соматические и прочие способствующие факторы в ряде случаев отсутствуют, а во-вторых, эти факторы не дают исчерпывающего объяснения ошибочных действий, то есть их эффекта или содержания, не дают ответа, почему, например, человек оговорился именно таким, а не каким-нибудь иным образом. Об этой форме ошибочных действий Фрейд пишет: «...пока мы не ответим на этот вопрос, пока не объясним результат оговорки с психологической точки зрения, это явление останется случайностью, хотя физиологическое объяснение ему и можно найти. Если мне случится оговориться, я могу это сделать в бесконечно многих вариантах».

Психологический анализ показывает, что многие ошибочные действия суть «серьезные душевные акты» (Фрейд), имеющие смысл и цель. Следовательно, они нуждаются в динамическом объяснении как выражение «взаимодействия в душе сил» (Фрейд). Помимо того, что они обладают смыслом и представляют собой продукт наложения двух или нескольких различных устремлений, еще одним условием появления ошибочных действий считается следующее: нарушающее намерение проявится в виде нарушения первоначального намерения, лишь преодолев в своей реализации определенный ряд препятствий; прежде чем что-то исказить, ему самому предстоит исказиться.
Таким образом, то, что внешне выглядит всего лишь неудавшимся действием, причем не только с чисто дескриптивной, но и с чисто причинно-аналитической точки зрения (этот негативный аспект проявляется в односторонности французского перевода термина «ошибочные действия» выражением acte manque), будучи рассмотрено в динамике обнаруживает также позитивный характер действия, соответствующего намерению, действия отвергнутого, но при этом не полностью потерявшего возможность проявить себя. Фрейд при этом признает, что оговорки и описки вызваны подчас чисто физиологическими причинами, чего он не мог бы сказать о забывчивости, непреднамеренное же затеривание, напротив, вполне вероятно.

Как несмысловые факторы могут способствовать ошибочному действию, иллюстрирует известная метафора Фрейда. «Представьте, что я иду темной ночью по безлюдному месту, где на меня нападает грабитель, отнимает часы и кошелек. После этого я обращаюсь с жалобой в полицию, но поскольку лица грабителя как следует не разглядел, то формулирую свою жалобу так: только что безлюдье и темнота лишили меня кошелька. Комиссар полиции мог бы на это ответить: «Сдается мне, вы подвержены чересчур механистическому пониманию вещей. Лучше представим дело так: под покровом темноты в безлюдном месте неизвестный грабитель отнял у вас ценные вещи»».

Согласно Хайссу, ошибочные действия в психоаналитическом смысле слова следует отличать от нарушений более или менее автоматизированных процессов, обусловленных недостаточной согласованностью (нескоординированностью) произвольных сознательных импульсов и непроизвольных поведенческих автоматизмов. Но вместе с тем этот тип ошибочных действий является общей формой любого ошибочного действия и, стало быть, лежит в основе ошибочного действия в узком смысле.

Недостаточная согласованность между импульсом и автоматизмом (например, речи, письма) наблюдается, когда человек подвергается чрезмерной нагрузке (например, вынужден произносить фразу с высокой скоростью, нервничает, пишет под диктовку или считает в слишком быстром темпе) или когда он лишен возможности обеспечить правильное протекание действия (например, испуг за рулем автомобиля, ведущий к аварии, или когда сознание вместо задуманного действия фиксировано на ином предмете). Системная область, к которой общая глубинная психология относит ошибочные действия в психоаналитическом смысле слова, является, по Хайссу, ошибочными действиями в широком смысле слова. «Механическая сторона всех ошибочных действий состоит в нарушении согласованности между схемами автоматизированного и целенаправленного поведения, то есть побуждающими или сдерживающими импульсами сознания». И только во вторую очередь, при уже существующей нескоординированности, подавленные намерения могут проявиться и повлиять на формирование ошибочного действия. Согласно теории Хайсса, такие намерения не являются достаточным условием для возникновения ошибочных действий вё узком смысле, психоанализ же утверждает, что без них ошибочные действия невозможны, только в одних случаях это условие является одновременно достаточным, в других же для превращения сознательного намерения в ошибочное действие необходима поддержка вспомогательных факторов.

Против теории Хайсса можно возразить — если психоаналитическая теория права, считая, что есть случаи, когда «противоречивость» намерений является единственной причиной ошибочного действия, — что эта «противоречивость» создает почву для некой автономной формы недостаточной согласованности намерения с автоматизмом, стоящей в одном ряду с такими формами, как чрезмерность требований и неуправляемость автоматизма, то есть не сводимой к ним. Кроме того, Хайсс допускает явную ошибку, когда, иллюстрируя феномен нескоординированности, в котором видит главное условие возникновения ошибочного действия в узком смысле, он, в частности, пишет: «Уже то легкое затруднение, которое мы ощущаем, говоря нечто, в чем внутренне не уверены, когда пишем нечто нам неприятное или вызывающее протест, а также многие другие процессы подобного рода позволяют возникнуть этой нескоординированности. Дивергенция же сознательных импульсов порождает состояние, в котором может дать сбой соответствующий автоматизированный процесс письма или речи.

Весьма показательно, что в такие моменты может проявиться ранее возникшее и отвергнутое сознательное намерение, которое существовало в виде мысли или чувства». Но разве не является описанная «ненадежность сознания» (Хайсс) результатом (исходного) нарушения одного намерения другим? Ведь усомниться в одном намерении можно лишь имея другое намерение, критикующее и ослабляющее первое. И почему такое сомнение не может возникнуть само по себе — то есть вне связи с неуправляемостью или перегрузкой автоматизма (имеющими иные причины), — порождая нерешительность, ослабляя способность управлять действием в ходе его выполнения? Почему противоречивость намерений не может служить самодостаточной, автономной причиной нескоординированности?