Чтобы избежать угрозы самооценке, человек располагает четырьмя возможностями компенсации, которые, хотя и относятся к различным стадиям развития, могут по-прежнему играть определенную роль и в дальнейшей жизни. Ими являются:
1) регрессия к первичному состоянию,
2) отрицание и идеализация,
3) уподобление реальности и
4) интернализация.

Регрессия к первичному состоянию

Наиболее ранней и примитивной возможностью является регрессия. В соответствии с уровнем развития маленького ребенка, который только-только начинает различать фантазию и реальность, угроза потерять уверенность может быть активно предотвращена тем, что благодаря фантазиям и отыгрыванию (нерефлексированному переводу фантазии в действие) только что обретенная индивидуальность или личная идентичность приносится в жертву фантазиям о слиянии. Желания-представления об отказе от идентичности и слиянии заново играют важную роль как в раннедетской, так и во взрослой жизни.

Потребность стать полностью единым с другим, раствориться в другом и т.п. отражает это желание. При этом следует отметить, что фантазии о слиянии, в отличие от фантазий о воссоединении, не предполагают конкретных объектов. Фантазии о воссоединении могут быть направлены на грудь или целиком на конкретный образ матери, и, наоборот, согласно представлениям Балинта (см. выше), мечты о слиянии связаны с диффузной, безграничной, нерушимой субстанцией. Даже собственная личность в фантазиях о слиянии может утратить характер конкретного, осязаемого, четко очерченного, что, собственно, и является предпосылкой слияния. Такая дифференциация помимо прочего позволяет по-новому взглянуть на психодинамику обращения агрессии против собственной персоны, в чем, возможно, значительную роль играют не только 'фантазии о воссоединении, но и фантазии о слиянии. По нашему мнению, объяснить ими психологический процесс было бы проще.

Отрицание и идеализация: экскурс в нарциссические объектные отношения

Одна из важных задач для подрастающего ребенка состоит в том, чтобы без описанной выше регрессии справиться с нарциссическим поражением, то есть с осознанием собственного бессилия, зависимости, малоценности и подчиненности, обрести и сохранить «здоровое самосознание». Для этого ребенку необходимо знать, что он не зависит всецело от матери, родителей, учителей, авторитетов, групп и т.д., что он хороший, умелый, важный и что, хотя он и зависим в определенной степени от других, сам, в сущности, «что-то из себя представляет». Этому служат защитные механизмы отрицания и идеализации (переоценки позитивных аспектов и замены отрицаемого фантазией о противоположном). Анна Фрейд (1936) с точки зрения их действенности называет их «суверенными механизмами».

Фрустрацию своих нарциссических потребностей дети в этой фазе (ив разной степени также и взрослые) компенсируют ее отрицанием и формированием фантазий о собственном величии, поскольку пока еще не способны к реалистичной оценке своей ситуации. Эти фантазии о величии тем фантастичнее, чем младше ребенок и чем сильнее фрустрация (ср. дифференциацию Кохута [Kohut 1971] оптимальной и массивной фрустраций).

Разумные родители помогают детям в этих попытках компенсации, стараясь смягчить для них стыд поражения и натиск реальности и подтверждая, если это позволяет сделать реальное поведение ребенка, какой он большой, милый, красивый, умелый, невероятно сильный и необычайно умный. Кохут (там же) говорит об «отражении», об утверждающем и поощряющем отображении детского Я матерью (аналогичные мысли, согласно личному сообщению Л. Шахта, еще в 1967 году высказывал также и Винникотт).

При этом родители не боятся того, что могут исказить реальность и пробудить фантазии о величии. Они явственно чувствуют, что ребенок еще не способен без ущерба для себя принять неприкрашенную реальность. Более того, они даже стараются создать у ребенка впечатление, что они сами чувствуют себя уверенно, обладают величием и властью, всё знают, добродетельны, уникальны. Они создают для ребенка «новую систему совершенства» (Kohut 1966) и тем самым позволяют им наряду с собой идеализировать и родителей.

Но именно тем, что родители поощряют ребенка в отрицании и идеализации, они предоставляют ему возможность последующей коррекции. Они препятствуют превращению фантазий в чересчур нелепые и опасные (мешающие развитию), помогают ребенку находить удовольствие в себе самом и тем самым внутренне освобождаться от родителей и, не прерывая общения с ребенком, дают ему возможность вернуться к реальности.

Именно так возникают внутренние образы идеализированных объектов и грандиозного, или великого, Я (Kohut 1971). Это составляет важный этап созревания ребенка. Примитивная идентификация через смешение себя с объектом сменяется открытием собственной идентичности. Установление целостных и стабильных репрезентантов Я и объектов не означает, что за этим не последует новое смешение, то есть идентификация аспектов Я и объектов. Однако подобные идентификации имеют парциальный, или избирательный, характер и уже не ведут к утрате идентичности, поскольку репрезентанты себя и объектов сохраняют стабильное ядро (ср.выделение Винникоттом [Winnicott 1971] пяти фаз, в которых объект развивается от «субъективного» до «объективно воспринимаемого» ).
Преимущественно идентифицирующий характер объектных отношений на этой стадии развития с размытыми границами между репрезентантами себя и объектов имеет особое значение для понимания регрессивных состояний и патологии нар-циссической системы. Она проявляется в своеобразном обращении с объектами, в особом аффективном качестве переживаний и в содержании фантазий, которые существенно отличаются от направленных на объект либидинозных или агрессивных фантазий.

Особый способ обращения с объектами был описан Фрейдом (1914), противопоставлявшим два типа выбора объекта. Человек может любить кого-то из своего окружения, потому что он или она удовлетворяет его потребности, например кормит его и заботится, как мать, и защищает, как отец. Поскольку чувство любви примыкает к переживаниям удовлетворения потребностей, Фрейд назвал этот тип выбора объекта «выбором по принципу примыкания».
Однако человек может любить кого-то из своего окружения и потому, что он или она схожи с образом собственной персоны. Согласно Фрейду (X, 156), я могу ценить другого потому, что он:
1) такой же, как я,
2) такой, каким я был когда-то,
3) такой, каким я хотел бы быть, и, наконец,
4) прежде был частью меня (например, мой ребенок, моя идея и т.п.).

Подобный объект человек ценит не за то, что он собой представляет как таковой, но в гораздо большей степени за то, что он имеет с ним нечто общее. В конечном счете человек ценит в нем самого себя. Кохут (Kohut 1971) говорит поэтому о «объектах Самости». Подобного рода любовь к объекту Фрейд называет нарциссическим типом выбора объекта.
Как следует уже из формулировки, речь не идет об альтернативах; человек скорее располагает обеими возможностями. В нормальных условиях акцент может смещаться на тот или другой тип выбора объекта. Речь также не идет и о степени зрелости. Хотя нарциссические объектные отношения являются более ранними и более примитивными, они как возможность могут сохраняться и в жизни взрослого.

Нарциссические объектные отношения встречаются необычайно часто: коллега с того же предприятия, товарищ по партии, по союзу или объединению, ученый, принадлежащий к той же школе, приверженец того же вероисповедания и т.д. с большой легкостью может слепо переоцениваться и ему безотчетно отдается предпочтение не потому, что он и в самом деле заслуживает высокой оценки, а потому, что, идентифицируя себя с ним, человек видит в нем себя самого. Связанное с этим возвышенное чувство, разумеется, относится также к элементам узнавания и близости, то есть к воспоминаниям об удовлетворении влечений. К этому вдобавок, несомненно, примешиваются и идеализирующие проекции собственного переживания грандиозности своего Я. Возможно, как раз благодаря им подобные встречи и приобретают столь большое значение для чувства собственной ценности (ср.также значение нарциссических проекций родителей на ребенка для возникновения и закрепления детских неврозов [Richter 1963] ).

Партнер, который становится объектом таких отношений, как правило, воспринимает неожиданно высокую оценку с чувством приятного удивления. Долгое время нарциссические объектные отношения обеим сторонам кажутся идеальными. Они характеризуются установлением быстрого контакта, легкостью общения, взаимной поддержкой и отсутствием агрессии.

Группа единомышленников, занятая, к примеру, осуществлением некоего проекта, поначалу испытывает очень мало внутренних трудностей. Царит своего рода эйфория, в отношениях с другими полная ясность и уверенность в их позиции, что вовсе не обязательно соответствует реальности, а может представлять собой проекцию собственных идеализированных ожиданий.

Но постепенно объект подобных отношений, питающихся в основном нар-циссическими проекциями, начинает чувствовать себя стесненным, что его не воспринимают как индивида и не понимают. Взаимное согласие рано или поздно становится принудительной обязанностью, от которой приходится защищаться. Фрейд (1916) характеризует нарциссические объектные отношения как чрезвычайно сильные, но не очень стойкие.

В повседневной жизни нарциссические объектные отношения являются все же весьма полезными. Благодаря быстрой идентификации и определенной склонности к идеализации беспрепятственно устанавливаются контакты и упрощаются многие поверхностные отношения. Кратковременные напряжения в браке легче переносятся, если партнер в подобной ситуации воспринимается не как враждебный объект, а как часть собственной персоны, которая сегодня просто не в духе. Известно, что разрешение эдипова конфликта наступает благодаря идентификации с родителем того же пола. Когда мальчик старается быть или стать таким, как его отец, ему уже не нужно соперничать с ним или его бояться.
Процессы идентификации являются также предпосылкой столь важных человеческих способностей, как творчество, эмпатия, юмор, мудрость и признание конечности своего бытия, которые Кохут (Kohut 1966) называет трансформациями нарциссизма.

Аффективное переживание нарциссического отношения к объекту характеризуется удовольствием, уверенностью, восторженностью. Нарциссические объектные отношения вызывают возвышенное чувство, возникающее, вероятно, из возвышенного чувства маленького ребенка, для которого весь мир состоял исключительно из него самого или из гармоничного единства, или же относящееся к тому времени, когда ребенок воображал себя величественным существом, окруженным идеальными объектами. «В этих чувственных отношениях... явно преобладает... признак переоценки» (Freud, X, 157).

О негативном нарциссическом катексисе Я и объекта пока известно мало. «Признак переоценки», согласно Аргеландеру (Argelander 1971), может в этих случаях принимать характер неприязни, угрозы, превосходства (см. также: Rosenfeld 1965,1971). (То, что Кохут [Kohut 1973] описывает как «нарциссическую ярость», есть реакция на нарциссическую обиду. Человек, впавший в нарциссическую ярость, упорно придерживается фантазий о своем величии и идеализации объектов и поэтому столь опасен.)

Аргеландер ставит вопрос, какие содержания фантазии присущи инфантиль-но-нарциссической репрезентантации мира. Поскольку обычно они не осознаются, вывод о них делается из фантазий, сновидений и защитных процессов, как-то: состояний регрессии, реактивных образований, отрицания, отыгрывания и т.п., в особенности у людей с нарциссическими нарушениями.

Присоединяясь к Балинту (Balint 1960), Аргеландер считает, что типичные первично-нарциссические фантазии концентрируются вокруг космических тем и/или отношения к четырем элементам. «Великое стремление человечества исследовать землю и вселенную, плавать по морям и летать по воздуху обязано своей мотивацией... бессознательным первично-нарциссическим фантазиям» (там же, 362). В ситуации бессилия или паники люди развивают фантазии о полете, бегстве в космос, возможности передвигаться по воде. Аргеландер приводит примеры того, как подобные фантазии, даже с риском самоубийства, преобразуются в действие, и ссылается в этой связи на описанные Балинтом (Balint 1959) «филобатические» явления.

Удовольствие от полета, от быстрой еды на автомобиле или плавания по морю связано не с сексуальным удовольствием, а с хорошим настроением, которое часто сопровождается иллюзорным представлением о безопасности. Как известно, многие моряки не умеют плавать, а завзятые автомобилисты часто пренебрегают мерами безопасности.
Нарциссическим фантазиям, стало быть, присуща тенденция растворять Я через его разрастание, устремляться в космические просторы и таким образом устанавливать непосредственную связь с элементами. В конечном счете речь идет о фантазии слияния с первичными объектами.

Ярким примером нарциссического отношения к объекту является романтическое мировоззрение. С психологической точки зрения страстный поиск глубинного смысла мира, неутолимая тоска по бесконечности, несомненно, питаются отчаянным поиском утраченной гармонии. «Стремление к единству составляло душу романтики» (Huch 1908, т. 1, 44; ср. также: Leibbrand 1956).

В желании вновь слить воедино «предчувствие и настоящее» (название романа Эйхендорффа) стираются границы фантазии и реальности, субъекта и мира, Я и объекта ради пьянящего погружения в грандиозное переживание. Объектом романтического стремления становится все таинственное, неопределенное, то есть диффузное и безграничное, если говорить в терминах Балинта и Аргеландера: ночь, огонь, море, средневековье, Индия, звездное небо, лес, озеро, ручей, родник, сон и т.п. Вместе с тем, однако, становится очевидной хрупкость и опасность романтического переживания, поскольку рядом с гармонией внезапно возникает хаос, рядом с логичностью парадоксальность, рядом с красотой проклятие, рядом с набожностью святотатство, рядом с единством фрагментарность, рядом с идеальным демоническое.

Уподобление реальности

Если у ребенка есть возможность по мере надобности идеализировать себя и близких людей и если это развитие не будет грубо нарушено, он постепенно и органично «благодаря развитию Я и влечений, благодаря созреванию, смене катек-сиса, жизненному опыту, идентификации и объектным отношениям» (Eisnitz 1970) сможет приблизиться к реальности. С ростом способностей Я, особенно способности мысленного предвидения, ребенок приобретает возможность реалистично оценивать себя и судить о других людях, учитывая как их недостатки, так и достоинства. Собственные ошибки и слабости, равно как и разочарования в ком-либо из близких, интегрируются в таком случае без серьезного потрясения.

Зрелое отношение к объекту означает в конечном итоге принимать партнера таким, каков он есть, а себя самого — как равноценную личность. Возникают репрезентанты реального Я и реальных объектов. Благодаря формированию такого реалистического самосознания достигается освобождение от родителей и заменяющих их фигур как нарциссических объектов.

Драматизм этого процесса отражен в мифе о Прометее. Прометей смог восстать против богов, потому что ощутил себя им равным.

Фольклорным эквивалентом Прометея, по-видимому, является Каспар из кукольного театра. Этот карапуз с поразительной ловкостью справляется с любой ситуацией. Он противостоит любому чудищу, будь то ведьма или сам дьявол, волк или крокодил, равен королю и даже в чем-то его превосходит.

Интернализация

Человек в известной мере может и не отказываться от иллюзии совершенства. Общим для всех людей психическим механизмом является то, что человек не свыкается сразу же с утратой удовольствия, но, по крайней мере отчасти, смягчает ее в результате интернализации. Интернализация идеальных аспектов представляет собой четвертую возможность компенсировать угрозу нарциссизму.

Каждый человек наряду с реальным образом собственной персоны хранит в себе смутный, вряд ли сознаваемый идеальный образ себя, который придает ему уверенность, что, несмотря на все ошибки и недостатки, в своей сущности он «в полном порядке». Сандлер, Холдер и Меерс (Sandier, Holder, Meers 1963), развивая положения Якобсона (Jacobson 1954) и А. Райха (A. Reich 1960), называют эту психическую репрезентацию себя идеальной личностью. Она представляет собой динамически изменяющийся идеальный образ себя, который в принципе воспринимается как реальный, и служит своего рода буфером, играя важную роль в стабилизации чувства собственной ценности.

Также и иллюзии по поводу идеализированных объектов и их свойств лишь отчасти устраняются восприятием реальности. Очевидно, Я не может отказаться от определенных аспектов идеализированных объектов. Если внешняя реальность их отвергает, они на долгое время интернализируются. Так, например, Сверх-Я представляет собой интернализацию всеведущего, непогрешимого и всемогущего авторитета родителей, Я-идеал, напротив, — интернализацию соответствующих идеальных ценностей и иллюзии совершенства.

Недостатком любого схематического изложения является необходимость упрощений. Развитие подструктур нарциссической системы, разумеется, не происходит абсолютно раздельно по репрезентантам себя и репрезентантам объектов. Как уже подчеркивалось раньше, между идеализацией себя и идеализацией первичных объектов существует тесная взаимосвязь. Соответственно, идеализированные аспекты первичных объектов вследствие интернализации задействованы в построении идеальной личности (этот аспект особо подчеркивают Лох [Loch 1967] и Шумахер [Schumacher 1970]), точно так же как величественное Я участвует в построении Я-идеала и системы Сверх-Я. «Базальное доверие к себе» идеальной личности поддерживает и обеспечивает затем через систему Я-идеала/Сверх-Я и реальные объекты внешнего мира постоянный нарциссический приток, АО тех пор пока последние проявляют расположение и дружелюбие. Далее, можно предположить, что благодаря преходящим «регрессиям, служащим Я», может произойти, так сказать, очередное наполнение нарциссических резервуаров идеальной личности. Можно предполагать наличие и других взаимосвязей или динамических изменений.