Анаклитическая депрессия и госпитализм показывают, что острая недостаточность объектных отношений ведет к задержке развития во всех сферах личности. Эти два различных заболевания высвечивают фундаментальную роль объектных отношений в развитии младенца.

Говоря точнее, катамнез детей, подвергшихся этим двум расстройствам, требует пересмотра наших представлений о роли агрессивного влечения в развитии младенца.

В статье о развитии слепорожденного ребенка Фрайберг и Фридмэн (1963) убедительно подтверждают это предположение, проиллюстрировав его впечатляющими киносъемками.

Проявления агрессии, присущие нормальному ребенку после восьмого месяца жизни, такие, как удары, укусы, жевание и т.д., явно отсутствуют у детей, страдающих анаклитической депрессией или госпитализмом. Ранее в этом исследовании я указывал, что развитие обоих влечений, и либидинозного, и агрессивного, тесно связано с отношением ребенка к либидинозному объекту. Отношения ребенка с объектом любви дают выход агрессивному влечению в активности, провоцируемой объектом. На стадии младенческой амбивалентности (то есть во второй половине первого года жизни) у нормального ребенка нет дифференциации между агрессивным и либидинозным влечениями; они проявляются одновременно, параллельно или альтернативно в виде реакции на один и тот же либидинозный объект. В отсутствие такого объекта оба влечения лишаются своей цели. Именно это и происходит с детьми, страдающими анаклитической депрессией.

Я использую термины «агрессия» и «агрессивное влечение» отнюдь не в их расхожем смысле. «Агрессивное влечение» или, говоря кратко, «агрессия» означает, согласно постулату Фрейда (1920), одно из двух действующих в психике фундаментальных инстинктивных влечений. Некоторые авторы на зывают его «агрессивным инстинктом». Соответственно, говоря об агрессии, я не имею в виду враждебность или деструктивность, хотя они также могут относиться к проявлениям этого влечения.

В этом случае влечения, так сказать, повисают в воздухе. Прослеживая судьбу агрессивного влечения, мы обнаруживаем, что ребенок обращает агрессию на самого себя, то есть на единственный оставшийся у него объект. С клинической точки зрения эти дети утрачивают способность ассимилировать пищу, они впадают в бессонницу, позднее могут активно проявлять аутоагрессию, биться головой о край кровати, наносить кулаками удары по голове и целыми прядями вырывать у себя волосы. Если утрата объекта оказывается тотальной, их состояние переходит в госпитализм, ухудшение заходит слишком далеко и становится необратимым, приводя в итоге к маразму и смерти.

В той мере, в какой ребенок лишен либидинозного объекта, он все более утрачивает способность направлять вовне не только либидо, но и агрессию. Разумеется, трансформация инстинктивных влечений не доступна прямому наблюдению, однако из симптоматики анаклитической депрессии можно заключить, что давление (impetus, Freud, 1915b) агрессивного влечения является, так сказать, носителем не только этого влечения, но и либидинозного. Если мы предполагаем, что у нормального ребенка во второй половине первого года жизни оба влечения слитны, то мы можем также постулировать, что у ребенка, лишенного объекта, имеет место расслоение влечений.

Каким образом это происходит? Когда разлученный с матерью ребенок не может найти цель для разрядки влечения, он сначала становится плаксивым, цепляясь за любого оказавшегося поблизости взрослого, словно пытаясь с помощью агрессивного влечения вновь обрести объект любви. Чуть позже явные проявления агрессии идут на убыль, и после двух месяцев непрерывной разлуки у ребенка обнаруживаются первые отчетливые соматические симптомы, то есть бессонница, потеря аппетита и веса. Я пытался описать подробно каждый из этих симптомов (1953а).

При анаклитической депрессии, если патологический процесс, вызванный депривацией, останавливается благодаря возвращению объекта любви, расслоение двух влечений также прекращается и наступает обратный процесс. В этот период мы наблюдаем явление, которое, по-видимому, возникает в результате частичного повторного слияния влечений при быстро восстанавливающейся активности у выздоравливающих детей. Если мать возвращается после разлуки, продолжавшейся не более чем три-пять месяцев, ребенок полностью преображается, становится веселым и оживленным, радуется и своей матери, и всем взрослым вообще, он готов активно возиться и играть с другими детьми. Такие дети также, по крайней мере на некоторое время, делаются более агрессивными по отношению к другим, чем их обычные сверстники; они могут активно уничтожать различные предметы, одежду, постель, игрушки и т.д. Однако эта деструктивная установка несопоставима с бесконтактной и безобъектной деструктивностью малыша или дошкольника, которому удалось выжить, несмотря на постоянную отлученность от источника эмоций.

Среди детей, матери которых возвратились после нескольких месяцев отсутствия, мы также обнаруживаем тех, кто кусается и рвет волосы — но у своих сверстников, а не у себя. Я снял на пленку одного такого ребенка, который постоянно сдирал кусочки кожи с внутренней поверхности стопы другого малыша, оставляя кровоточащие ссадины.
Какова судьба либидинозного влечения после расслоения влечений? Наши наблюдения за аутоэротической активностью детей первого года жизни позволили нам выдвинуть на этот счет некоторые предположения. Мы видели, что у детей, подвергнувшихся длительному лишению аффективных ресурсов, прекращается всякого рода аутоэротическая активность, включая сосание большого пальца. С теоретической точки зрения это выглядит так, словно младенец возвратился к форме существования, возникшей на стадии первичного нарциссизма: он не способен воспринимать в качестве объекта собственное тело. Складывается впечатление, что у маразматических детей либидинозное влечение наделяется единственной ролью: обеспечивать выживание, покуда удается поддерживать угасающую искру.

Дети, страдающие маразмом, были лишены возможности сформировать объектные отношения. Тем самым они оказались неспособны направить либидинозное и агрессивное влечения на один и тот лее объект, что является обязательной предпосылкой для слияния двух влечений. Лишившись объекта во внешнем мире, разъединенные влечения направляются на личность самого ребенка, воспринимая ее в качестве объекта. Последствия не подвергшейся слиянию и обращенной против собственной персоны агрессии выражаются в деструктивных проявлениях вырождения, в форме маразма. Обращение на самого себя также не подвергшегося слиянию либидинозного влечения противодействует деструкции; действуя на основаниях, подобных первичному нарциссизму, либидинозное влечение растрачивается в попытках обеспечить выживание.
По моему мнению, при нормальном слиянии обоих влечений агрессия играет роль, сопоставимую с несущей волной. Таким образом, натиск агрессии обеспечивает направленность обоих влечений на внешний мир, но если агрессивное и либидинозное влечения не достигнут слияния, или если произойдет расслоение, агрессия обратится на саму личность, и в таком случае либидо также не сможет далее оставаться направленным вовне.

Можно спросить, что происходит с обоими влечениями в период эмоциональной депривации, почему происходит их расслоение и почему агрессивное влечение постигает иная судьба, нежели та, что уготована либидинозному. На данной стадии нашего знания эти вопросы остаются чисто академическими, однако я полагаю, что гипотеза Фрейда о связи либидинозного влечения с внутренними органами (Freud, 1905b) может пролить свет на эти проблемы. Позднее, в частности в «Экономической проблеме мазохизма» (1924с), Фрейд говорил о мускулатуре как о канале для разрядки агрессивного влечения. Системы органов значительно медленнее осуществляют функцию разрядки, нежели скелетная мускулатура. Можно даже предположить, что первая способна удерживать энергию в связанном состоянии (Breuer, Freud, 1895). Это не касается скелетной мускулатуры, которая быстро разряжает энергию в виде кратковременных взрывов.

Мы можем подумать и о существовании органической, физиологической основы, которая в случае патологической преграды разрядке вызывает расслоение обоих влечений, которым патология отказывает в разрядке. Когда либидинозное влечение отделяется от агрессивного, различие между ритмом разрядки во внутренних органах и тем, что господствует в скелетной мускулатуре.

Нейтрализация

Мы можем также рассмотреть трансформацию влечений, которой сопровождается утрата объекта, в свете концепции Гартманна о нейтрализации (Hartmann, 1952, 1953, 1955; Kris, 1955; Hartmann, Kris and Loewenstein, 1949), в соответствии с которой энергия инстинктов может быть преобразована в нейтральную энергию. Нейтрализация позволяет обойти пагубные последствия расслоения. Однако нейтрализация предполагает определенный уровень организации Я, которого младенец не может достигнуть до последней четверти первого года жизни, а то и позже.

Это стадия, о которой мы можем говорить как о стадии достижения ребенком первого уровня подлинной организации Я, первой интегрированной структуры Я, совершенно не сходной с рудиментарным, разрозненным Я, постулированным нами для третьего месяца развития. Мы говорили об этих двух уровнях развития Я как о первом и втором организаторе психики. Первый важный шаг к интеграции Я совершается в переходные месяцы, разделяющие эти две фазы. Для того чтобы ребенок успешно преодолел трудные и сложные процессы первой стадии перехода, то есть вступил на путь, ведущий ко второму организатору психики, требуется соблюдение определенных условий (Spitz, 1959).
Наиболее важное из этих условий — атмосфера безопасности, создаваемая стабильными и непрерывными объектными отношениями. Младенец должен располагать постоянным доступом к свободной разрядке в форме аффекта, направленного на либидинозный объект и ведущего к взаимодействию между ребенком и объектом.

После установления Я примерно к концу первого года жизни вырабатываются все новые предтечи защитного механизма. Начинает развертываться личность ребенка, проявляться черты характера. В ходе этого развития влечения (которые подверглись слия-
может закрепить этот разрыв и, в конечном счете, определить различную судьбу каждого из влечений. Возможно, в этом контексте найдут себе применение некоторые предположения Кэннона (1932). Любое подобное соображение может только наметить вероятные направления наших рассуждений.

Результатом этого экстенсивного эксперимента с влечениями являются разнообразные смешения влечений, причем эти смешения могут отличаться как качественно, так и количественно. Разумеется, когда я говорю об эксперименте со смешением влечений, я таюке имею в виду, что многие подобные эксперименты окажутся неудачными и несоответствующими своей задаче, которая состоит в том, чтобы достичь удовлетворения или избежать неудовольствия. Неудачные эксперименты оставляются; нормальный ребенок сравнительно легко отказывается от них, поскольку постоянство и безопасность его объектных отношений стоят того, чтобы пойти на подобное самопожертвование. Надежный аффективный климат позволяет ребенку компенсировать разочарования и фрустрации в другом секторе объектных отношений или с помощью новых экспериментов, или обоими способами.

Тогда наступает черед нейтрализации, которая необходима для установления принципа реальности: индивид должен быть способен осознавать, что его ближайшая цель может оказаться недостижимой либо повлечет за собой слишком много неудовольствия. Этот инсайт сам по себе требует от ребенка таких психических операций, которые в свою очередь нуждаются в определенном уровне интеграции Я, при котором удовлетворение может быть отсрочено, а инстинктивное влечение вынесет ожидание 2. Дальнейшей предпосылкой способности нейтрализовать влечения является вышеупомянутая атмосфера эмоциональной безопасности, которая может возникнуть только после установления либидинозного объекта в собственном смысле слова (к концу первого года жизни).

Наблюдая за упорными усилиями и попытками восьмимесячного ребенка, невольно вспоминается то, как в первые месяцы жизни приобретались паттерны движений: точно так же младенец направляет и перенаправляет инстинктивные влечения; при этом парциальные влечения дифференцируются от них, а затем реинтегриру-ются и утилизируются. Подобно тому, как в первые месяцы зкизни отбрасываются неудачные движения, восьмимесячный ребенок отбрасывает не приводящее к успеху поведение, и подобно тому, как верные движения интегрируются трехмесячным младенцем в единый репертуар, удачные паттерны поведения становятся для ребенка к концу первого года жизни обычной последовательностью. Из случайных движений выбираются те, которые обеспечивают достижение цели; среди различных типов поведения и эмоциональных реакций сохраняются те, которые вызывают соответствующий отклик.

Благоприятный аффективный климат облегчает эксперименты с действиями, отношениями и попытками достичь цели на более высоком уровне. На этом уровне немедленное удовлетворение потребности перестает быть единственной целью. Большее значение приобретает, с одной стороны, достижение удовлетворения в рамках объектных отношений, с другой — прогресс в развитии и автономия. Цели, не соответствующие этим задачам, отвергаются. Пожалуй, можно сказать, что в первые месяцы жизни двигательные паттерны подчинены целям, а осуществление влечений после установления Я подчинено задачам.
Когда цель отвергается, энергия, вложенная в достижение этой цели, остается без разрядки и ищет выхода. Беспорядочное возбуждение и нескоординированная активность (обычный способ разрядки в первые недели жизни) в возрасте одного года уже не вполне сообразны Я, тем более когда устойчивость хороших и надежных объектных отношений предлагает большие возможности удовлетворения. Правда, власть Я еще не настолько утвердилась, чтобы исключить периодические взрывы эмоций. Однако эти проявления темперамента редко случаются у ребенка, у которого сформировались удовлетворительные объектные отношения. Более того, у него развиваются новые способы разрядки энергии. На сознательном уровне принимается компенсация, в бессознательном сфере Я развиваются защитные механизмы и становится возможной нейтрализация влечений.

В свете этих рассуждений я прихожу к выводу, что нейтрализация в сфере влечений играет роль, сопоставимую с ролью принципа реальности в сфере активной деятельности. Пока нейтрализация невозможна, диффузные инстинктивные влечения ведут к деструкции, то есть к уничтожению объекта, субъекта или того и другого. Но если нейтрализация возможна, энергия влечений удерживается в ожидании до тех пор, пока не представится более благоприятная возможность для использования нейтрализованной энергии в осуществлении Я-сообразной задачи. Таким образом, нейтрализация влечения, как и принцип реальности, выполняет функцию обходного пути.

Если на основании наблюдавшейся нами «нормальной» популяции младенцев позволительно делать обобщения, то можно сказать, что нейтрализация влечения имеет защитные функции. Мы можем отнести нейтрализацию к числу защитных механизмов; принцип реальности как функцию обходного пути и адаптивное устройство следует рассматривать в качестве предтечи нейтрализации.