Ранее мы рассматривали феноменологию объектных отношений преимущественно с топографической и структурной точек зрения применительно как к личности ребенка, так и к личности матери. Теперь мы рассмотрим их с динамической точки зрения и попытаемся пролить свет на роль инстинктивных влечений в этом процессе. Мы отметили, что либиди-нозные агрессивные влечения в равной мере участвуют в формировании объектных отношений. Однако к моменту рождения, а также в нарциссической фазе, следующей за рождением, влечения еще не отделились одно от другого; дифференциация произойдет в процессе поэтапного развития. Подробности этого процесса я изложил в другой работе (Spitz, 1953a; см. также: Jacobson, 1954). Здесь же я только обрисую, каким видится мне ход этого развития.

Либидинозные и агрессивные влечения дифференцируются в течение первых трех месяцев жизни в результате взаимодействий между матерью и ребенком. Сначала эти взаимодействия происходят в форме разрозненных, несвязанных друг с другом переживаний в сфере каждого из этих влечений, причем оба влечения не соединяются друг с другом и не образуют слияния. Все это относится к нарциссической фазе вплоть до трехмесячного возраста, когда устанавливается предобъект.

В последующие месяцы развитие постепенно прогрессирует от предобъектной стадии к стадии подлинных объектных отношений. И в нарциссической фазе, и в этот переходный период влечения «опираются» на удовлетворение оральных потребностей ребенка.

Фрейд назвал отношения, возникающие из этой структуры влечений, «анаклитической привязанностью» (Freud, 1905b, 1914b). Мать — это человек, который удовлетворяет оральные желания младенца; она становится целью агрессивных и либидинозных влечений ребенка. Но эта цель еще не воспринимается в качестве единой, постоянной и неизменной личности, то есть «либидинозного объекта».

«Хороший» и «плохой» объекты и их смешение

Вслед за Гартманном, Крисом и Лёвенштейном (1946), а также Абрахамом (1916) я полагаю, что на данной стадии ребенок располагает двумя объектами: плохим объектом, на который направлена его агрессия, и хорошим, к которому обращено его либидо. Вместе с Абрахамом я называю этот период доамбивалентной стадией.

В начале переходного периода возникает рудиментарное Я, функционирующее в качестве центрального управляющего и координирующего аппарата. Хотя это Я рудиментарно, оно все же обеспечивает разрядку влечения в форме направленного действия. Направленные действия самим своим функционированием постепенно приводят к дифференциации влечений. Благодаря функционированию развивающегося Я ребенок научается различать «плохой» объект, который отказывается удовлетворять его потребности, и «хороший», на который направлено его либидо.

Примерно на шестом месяце жизни происходит синтез. Возрастающее влияние Я проявляется в интеграции следов памяти о бесконечно повторяющихся переживаниях и взаимодействии ребенка с матерью. В результате происходит слияние образов двух предобъектов, «хорошей» и «плохой» матери. Появляется единая мать, то есть либидинозный объект в собственном смысле слова.

Этот процесс можно также описывать в терминах системы памяти Я. Бесконечная цепочка взаимодействий с матерью откладывает все больше мнемических следов, прежде всего перцептов меняющихся ролей матери. В то же время и, вероятно, благодаря этому процессу память ребенка становится более цепкой — этот факт можно доказать экспериментально (Hetzer and Wislitzky, 1930). Наступает момент, когда мать в качестве некоего единства, «целостной личности» перестает восприниматься лишь как элемент специфической ситуации. Именно благодаря ситуативной детерминанте перцепта одна и та же личность воспринимается ребенком как ряд разных личностей или, вернее, перцептов: некоторые из них переживаются как «хорошие», а другие — как «плохие». После шестого месяца происходит слияние многочисленных перцептов матери благодаря возрастающей цепкости детской памяти и интеграционной тенденции Я. В основе этого достижения лежит идеаторный процесс: последовательные следы памяти о предобъ-екте распознаются как идентичные независимо от ситуации, и происходит синтез объекта.

Я мог бы повторить здесь сказанное в другом месте (1957), а именно: вторичные, несущественные атрибуты перцепта утрачивают теперь свое значение, и перцепт распознается по своим наиболее существенным признакам. Теперь перцепт «мать» становится уникальным, она уже не приравнивается ни к какой другой личности, исполняющей ее роль в идентичных ситуациях. Отныне на личности матери сосредоточиваются как агрессивные, так и либидинозные влечения младенца. Таким образом, слияние обоих влечений и слияние плохого и хорошего объектов в единый либидинозный объект — это две стороны одного и того же процесса. «Хорошие» аспекты матери полностью перекрывают «плохие», и точно так же либидинозные влечения ребенка берут верх над его агрессивными устремлениями, поскольку либидинозное влечение соразмерно потребности младенца. Следовательно, доминирующим в этом слиянии оказывается хороший объект, и поэтому либидинозный объект можно также назвать объектом любви.

Теперь, когда оба влечения устремляются к единому объекту, наиболее сильно катектированному эмоциями, мы вправе говорить об установлении собственно либидинозного объекта и о начале подлинных объектных отношений. Именно такую роль я отвожу взаимодействию агрессивных и либидинозных влечений в формировании объектных отношений.

Схема кормления и ее влияние на материнство

Если принять это утверждение о роли обоих влечений в процессе формирования объекта, то становится очевидным, что подавление одного из влечений или поощрение одного из них в ущерб другому приводит к нарушению объектных отношений. Как правило, именно мать осуществляет подобное подавление или поощрение, то есть именно ее поведение определяет способы формирования и осуществления объектных отношений. Мать по своему выбору может усилить «хороший объект» или, при другой крайности, — «плохой». Разумеется, спектр различных возможностей между этими двумя крайностями весьма широк. Но очевидно, что различия в установках матери в значительной мере зависят от культурных традиций, культурных тенденций и даже от моды. Я приведу два примера последнего рода.

Вероятно, под влиянием бихевиоризма при воспитании детей в Соединенных Штатах в период после первой мировой войны и примерно до 1942 года выделялся плохой объект. Детей воспитывали по жесткой схеме, кормили по часам и предписанным количеством пищи, не вникая, насытился ребенок или нет. Матерям советовали не «портить» ребенка, отказаться от сантиментов и «сюсюканья», проявлять объективно доброту и строгость, никогда не обнимать детей, не целовать, не держать их на руках. Процитируем один пассаж из Уотсона (1928): «Обращайтесь с ними словно с маленькими взрослыми, одевайте их, купайте, проявляя внимание и заботу... Если вам так хочется, целуйте один раз в день в лобик». Этот подход принял и Комитет Соединенных Штатов по делам детей, который в распространенной в 1938 году брошюре «Уход за детьми» рекомендует с самого рождения «воспитывать по жесткой схеме кормления, сна и опорожнения желудка», утверждая, что благодаря этой методике «малыш получит первый урок формирования характера».

Иными словами, матерям предлагали отказаться от естественной потребности произвольно выражать свою любовь к ребенку. Нет нужды говорить, что даже в те суровые годы многие матери продолжали баловать детей «вопреки правилам», и нам остается только порадоваться за них самих и за их детей. Нельзя запретить обнимать и ласкать ребенка.
Примерно с 1940 года начался полный поворот в другую сторону; в частности, в 1942 году Комитетом Соединенных Штатов по делам детей была выпущена радикально переработанная брошюра «Уход за детьми». Текст нового издания настолько проникнут пониманием потребностей ребенка (а также матери), что его вполне можно назвать гуманным. Но в то же время было изобретено и быстро приобрело популярность так называемое кормление по требованию. Этот метод сводится к кормлению ребенка всякий раз, когда он «выразит желание поесть», то есть всякий раз, когда он проявляет неудовольствие. Во многих случаях это приводило к перекармливанию и серьезным расстройствам пищеварения. Тем самым женщины из одной крайности впадали в другую, столь же нелепую, как и первая.

Толерантность к фрустрации и принцип реальности

Эти два примера говорят сами за себя. И в то же время мы видим, как по мере слияния двух инстинктивных влечений награда, предлагаемая «хорошим объектом», может послужить компенсацией за неприятности, причиненные «плохим». В свою очередь, эта компенсация помогает ребенку выдержать более значительную фрустрацию — более значительную как по своей силе, так и по продолжительности. Это имеет жизненное значение, поскольку, в конечном счете, способность выдерживать фрустрацию стоит у истоков принципа реальности. Принцип реальности есть формирование функции обходного пути: непосредственное удовлетворение влечения должно быть отложено, чтобы благодаря отсрочке получить более адекватное удовлетворение (Freud, 1916-1917; см. также 1895, 1900, 1911). Способность откладывать удовлетворение влечения, терпеть отсрочку в разрядке напряжения, отказываться от немедленного, но сомнительного удовольствия с тем, чтобы получить удовлетворение позже, — это огромный шаг в становлении человека. Он делает возможным также переход от внутренней рецепции к внешней перцепции, от «пассивной» перцепции к моторной разрядке в форме действия, вплоть до активного и адекватного изменения реальности, то есть аллоп-ластической адаптации.

На следующей стадии ограничение моторной разрядки вызывает отсрочку, необходимую для столь сложного процесса, как мышление и суждение. Мышление позволяет регулировать влечения, направляя их разрядку по каналу волевого и намеренного действия. Тем самым появляется возможность непосредственной разрядки агрессии, обеспечивающей получение удовольствия. Также становится возможным и господство над «вещами» физического мира. Не следует упускать из виду, что компенсация, которую хороший объект предлагает за неприятности, причиненные «плохим объектом», облегчает формирование принципа реальности и делает отсрочку не только переносимой, но и многообещающей. Становится понятным, почему, пользуясь сентиментальным выражением покойной Катерины Вульф, «нормальные объектные отношения с матерью — это непременное условие умения ребенка относиться к вещам и обходиться с ними». И наконец, мы снова видим, насколько важно ребенку преуспеть в слиянии агрессивного и либидинозного влечений и найти для них разрядку в одном партнере, то есть в матери.