Сновидения. Толкование снов. Коммуникативная функция сновидений
Мошенник убеждает короля надеть воображаемое платье и затем появиться голым на публике. Образу мошенника соответствует работа сновидения, воображаемой одежде — явное содержание сна, образу короля — таинственно молчащий простак и сам спящий, чей эксгибиционизм проявляется в желании, содержащемся в сновидении. Народ научили принимать в замаскированном виде некоторые обычные человеческие устремления; ребенок в сказке, который называет вещи своими именами и разрушает невротическое поведение, — это, конечно же, аналитик. Вербальные коммуникации вторичного процесса заменяют отыгрывание первичного процесса и завершают сновидение.
Подобные конфликты между общением на вербальном и соматическом языках выражены в сновидении другого пациента, у которого в этом сне обнаруживаются еще и скрытые паранойяльные тенденции. В период развития сознательного гомосексуального переноса ему приснился такой сон: «Я сидел в мужском туалете и испражнялся. Судья X. вошел, с безучастным видом вымыл руки и ушел, заметив: "Зайдите ко мне, когда закончите". И тут я умер».
Судья X., известный скрупулезностью своих расследований и неподкупной честностью, вполне мог стать для пациента символом Бога на Страшном суде. Непринужденность сцены и поведения пациента были совершенно далеки от реальности, и он вовсе не умер. Ассоциации указывали на случай, когда они оба ожидали появления свидетеля, но лишь для того, чтобы в конце концов узнать, что тот покончил с собой по дороге на встречу с ними. Потрясение было особенно сильным для пациента, так как это означало, что огромная предварительная работа, которой он отдал столько сил, оказалась бесполезной. Фактически этот инцидент оказался поворотной точкой в его карьере и болезни: наметившийся у него в прошлом быстрый подъем должен был теперь прекратиться.
Слова «зайдите ко мне, когда закончите» напомнили о недавней просьбе его начальника, обеспокоенного недостаточным усердием пациента при выполнении заданий.
Во время анализа депрессивное настроение, выраженное в словах «ничего не выходит, ничего не случится», сменялось у него настойчивыми просьбами в адрес аналитика об оказании ему большего внимания и выделении ему дополнительного времени. В сновидении исполнялось его желание о том, чтобы на смену нынешним терапевтическим «испражнениям» пришли дружеские и неформальные встречи.
Незадолго до этого у него появился тревожный симптом — запор. Потребность в удержании большей части убийственной для него информации заполнила его работу и привычки, возрождая генетическое прошлое. В сновидении судья обнаруживает его анальное преступление (застает его со спущенными трусами) и показывает пример реактивного образования (моет руки; и, подобно настоящему начальнику, отмывает руки от пациента). В качестве Эго-идеала он является еще и причиной запора, а также расщепленным и спроецированным представителем сдерживаемого столбика фекалий, представляющего пенис анального агрессора. По этой причине коммуникация нарушается извне уходом судьи, но укрепляется внутри благодаря контролю над сфинктерами.
Словесный перевод также является шедевром амбивалентности: приглашение «зайдите ко мне» выступает одновременно как сексуальная увертюра и как угроза уйти; более того, в нем скрыт обратный смысл: на самом деле именно пациент приглашает судью «зайти» и увидеться с ним. Этот сон относится к паранойяльному эксгибиционистскому типу, который реконструирует зрителей из детства.
Фрейд заявил, что «нет сновидения, в котором не было бы двойного значения или игры слов», и описал естественную тенденцию сновидения поворачивать и конкретному смыслу. Мнение Шарп о том, что последний смысл специфически связывается метафорой с контролем над сфинктерами, находит подтверждение в нашем собственном материале. Само сновидение, как архаичный и метафорический язык, по-видимому, начинается в точке, где сфинктеры (цензоры) вначале призываются психическим контролем для регуляции поглощения и выхода на границах Эго, и эти процессы образуют ядро коммуникации. Экран сновидения Левина представляет собой пищеварительный и, может быть, даже выделительный прототип, что, например, выражено в его часто встречающейся ассоциации с явлениями телесной разрядки (Kanzer 1954). Явная недостаточность этой регулирующей функции выражается в расстройствах, которые при кошмарах влияют на сфинктеры и на образование сновидения (Stern 1951).
РЕЗЮМЕ
1. Сновидение выполняет коммуникативную функцию — непосредственную по отношению к интроецированным объектам и косвенную по отношению к внешнему миру. Это предположение подтверждается как клиническими данными, так и теорией. Сон относится к явлениям скорее не первичного, а вторичного нарциссизма (по крайней мере, после периода раннего детства), и спящий вводит в свои сны интроецированные объекты.
2. Язык сновидения, как выражение этого факта, может регрессивно проявляться в широких пределах — от сказанного слова до идентификаций и сенсомоторных обменов на границах Эго. С архаической точки зрения образы сновидений предназначены для регуляции последних посредством контроля со стороны сфинктеров, играющих роль цензоров.
3. Признаками импульсов к установлению коммуникации (или к ее разрыву) служит, соответственно, приближение к объектам или удаление от них в сновидениях; эксгибиционистские ситуации, ситуации наблюдения за другими и т.д. в сочетании с недержанием мочи, оргазмами, импульсами отыгрывания и сообщениями о своих снах. В процессе аналитической терапии аналитик при сутствует как в интрапсихической, так и во внешней коммуникативной системе спящего.
Марк Канцер