Метафизическое сумасшествие. Глава 11. Гибель совести
Дитрих вышел из дома довольно поздно, рискую опоздать к назначенному времени. И хотя Пауль в своем письме не утрудил себя, чтобы указать точный час, Дитрих считал, что это мнимое опоздание было бы, конечно, недопустимым и морально невозможным. Его путь лежал через крохотную рыбацкую деревушку в девять домов, разбросанную по самому краю побережья. Рядом виднелась пристань с тремя лодками и несколько блестящих рваных сетей, развешанных по всей длине на высоких кольях, верфь. Эти челны напомнили Дитриху о его собственной старой деревянной лодке. С ней было связано яркое воспоминание, запечатленное в памяти семнадцать лет назад, а сохранившееся и поныне. Дитрих помнил очень темную, по-видимому, безлунную ночь. Зрение не без труда разбирает размытые отражения деревьев, стоящих на противоположном берегу реки. Он слушает голос тишины. Низко над землей висят холодные силуэты застывших облаков.
Он шел дальше, заставляя шуршать под ногами морскую гальку. Погода за последние сутки неожиданно и, казалось, бесповоротно уже изменилась. Дули сильные ветра. Внизу, под отвесным обрывом, волны накатывали на искромсанный берег и распадались пенящимися брызгами. Можно было чувствовать резкий морской запах, ощущаемый в каждом новом порыве ветра, и лишенный всех прочих ненужных ароматов. Пахло водорослями и свежей рыбой. Здесь же Дитриха оставили в покое многочисленные знакомые из Заальфельда. Подул сильный ветер, пригнавший с моря новую волну характерного запаха, и зашелестевший морской водой возле заросшей низкой острой травой береговой кромки. У Дитриха заслезились глаза, а по телу пробежала неприятная дрожь.
Проходя мимо одного из домов, он видел нескольких людей, явно обеспокоенных надвигавшимся ливнем. Мимо него проскакали три лошади, погоняемые человеком в пастушьем наряде. За ним бежало стадо серых овец и еще один наездник. По всей видимости, стадо перегоняли издалека. Животные были грязны и еле волочили ноги. Уставшие пастухи что-то кричали, стоящим впереди людям. Дитрих свернул с дороги, давая проход, и направился к видневшемуся дому на холме. «Да, тут совсем близко», - подумал он, оценивая взглядом оставшееся позади расстояние. Здание, к которому он подходил, отличала массивность, и он не мог бы сразу определить стиль постройки. Дом был невысокий, из темного камня, построенный сравнительно недавно, что отличало его от всех прочих домов в округе. Дитрих с внутренним удовлетворением отметил его молодость, ибо все здания прошлых столетий неизменно наводили на него противнейшее чувство, рождавшееся от ощущения ветхости и заброшенности таких сооружений с пропыленными и влажными на ощупь коврами в передних, огромными полотнами и картинами на стенах. Проходя по аллее, образованной рядами высоких темных деревьев, по хорошо вымощенной дорожке, он ощущал присутствие моря. Он находил очаровательными узкие рыбацкие лодки, корабли, давно уже не заходившие в ту прибрежную акваторию, покрытую крупной зеленой рябью поверхность воды, с бликами заходящего за далекий горизонт солнца. Он часами мог стоять на палубе и прислушиваться к песне волн, крику птиц или просто сидеть в легком кресле и переносить на шершавую поверхность бумаги свои впечатления. Море всегда удивительно. Оно всегда представлялось ему в разных, не похожих между собой, образах, что отчасти подтверждало его богатый дар воображения. «Оно способно поглощать боль, - считал Дитрих, - способно приобщить к бесконечно прекрасному и умиротворенному покою, способно лежать у тебя под ногами и, бездействуя, влиять на ход мыслей». Именно мыслей! Их ход изменяется, приобретает какую-то иную окраску, когда вы находитесь в море или просто наблюдаете за его жизнью. Для Дитриха оно было двугранно: вдохновляло и помогало жить, но в то же время приходило к нему в образе безграничной тоски. Нечто угнетающее, отталкивающее было в его глади. То чувство напоминало Дитриху о его собственной тоске, которую он не мог еще унять. Слишком мало времени прошло с той роковой ночи, и слишком многое еще нужно было объяснить самому себе. Море было частичкой его грусти. Оно заставляет его возвращаться к истокам, вновь и вновь вспоминать о своей сущности как существа смертного. В такие минуты он уже не был ни богословом, ни философом, не смея больше противиться Высшему Порядку. Огромная сила, непонятная разуму неискушенного наблюдателя, мысленный поток вкупе с побежденным когда-то Отчаянием.
Теперь Дитрих подходит к последнему повороту дорожки. Позади, если обернуться, можно разглядеть еле заметные макушки эмденских зданий. Дитрих подошел к забору. Дверца оказалась открытой, и он пошел дальше, размышляя о том, насколько необходимо ему было приходить на этот вечер. Мысль незаметно прокралась в прошлое, и в его памяти возник образ Фитцеля. Дитрих постарался отогнать любое напоминание о Заальфельде. Это ему удалось. Еще немного вперед, и вот уже перед ним возвышается узкая деревянная дверь с резной ручкой. Тишина, только шум в ушах. Дитрих постучал. Мысленно он стал считать. Дверь неожиданно быстро распахнулась, он увидел немолодое лицо господина Георга Габена. Тот протянул гостю руку, и они прошли вглубь помещения.
Довольно широкий длинный коридор освещался множеством свечей, раскиданных по периметру, и плавно переходил в светлую гостиную. Обстановка, убранство комнат всегда восхищали Дитриха, когда он бывал у Габенов. Дорогая мебель, красивые серебряные сервизы, доброжелательная атмосфера – были там неотъемлемыми атрибутами. Дитрих не часто посещал их, но знал эту семью как весьма общительных людей.