Метафизическое сумасшествие. Глава 10. «Я не умер!»
4 июня
Еще одно письмо от Пауля… и еще от Фитцеля. «Без сомнения он проклял меня», - с твердой уверенностью говорил я сам себе. Но, Боже, что я читаю в его письме!
«Дорогой Дитрих!
Послушай меня, я не знаю, встретимся ли мы с тобой на этом свете, но прошу тебя, послушай, что я хочу тебе сказать. Я хочу сказать тебе еще раз об одной досадной закономерности. Сколь часто при первом взгляде ты выдаешь хорошее за дурное и наоборот? Самая простая вещь, как своеобразный символ, может нести намного больше смысла, чем та, которую ты замечаешь, только бросив на нее мимолетный взгляд. Поспешность вывода не менее страшна, чем необдуманность поступка. Остерегайся всего, что манит тебя своей кажущейся однозначностью. Даже, если ты отнюдь не знаток дела, за которое взялся, не спеши вторить толпе. Я убедился в этом, когда раз спутал зло с добром, и только Божья кара позволила мне прозреть. А сейчас я не смотрю в будущее, но и не кляну тебя, Дитрих, за твои деяния. В каком жалком виде предстал я перед собой.
Запомни, Дитрих, никогда не говори с «высшими». Они снисходительны к нам. Они только улыбаются, но они не протянут тебе руки. И мы должны быть сильными, если хотим выбраться сами. Ибо не можем мы уповать на «высших». «Посмотри, это совсем не больно – бросать их», - так думают «высшие». Они знают, что знают, и от них это знание никуда не денется. Поэтому они самоуверенны и самодовольны. Не жди от них помощи.
Если ты получил это письмо, то прошу тебя приехать. Мы все, и особенно я, обеспокоены твоим существованием вдали от нашей alma mater*. Да хранит тебя Господь»
Пауль говорит о болезни Фитцеля. Теперь я совсем болен разочарованием и тоской. Вот о чем пишет мой извечный друг Пауль: о том, что Фитцель находится в недобром здравии, что сам Пауль приезжает в Эмден через неделю и будет рад видеть меня на свадьбе Эриха…
Я же первым делом принялся писать ответ Фитцелю. Я писал о том, люди разучились самому главному умению – лично выносить себе приговор. Истина, насколько она возможна, достанется только усердием. И бегство уже невозможно, это – побег от себя. Все приходится строить на крови в наш век. Но я бы предпочел свою собственную, поэтому у меня нет последователей.
«Иногда, Пауль, мне хочется просто существовать. Но в этом есть большой минус. Посмотри вокруг. Какие пространства, какие вечности откроются тебе, если жизнь станет безотносительным качеством тебя самого. Мы, имея самосознание, знаем страх познания. Как часто что-то пугающее угрожает вторгнуться в границы личного «я есть». Представь отсутствие этого последнего. Отрицание разума человека. Гибель. «Но возможно ли добиться «прозрачности» нашего сознания, - спросишь ты, - когда границы «я есть» отвергаются? Когда они просто не нужны. Человек становится абсолютно открытой живой субстанцией, единицей, сохраняя при этом центр «я есть».
Если бы это и было возможно, сам вопрос о «я есть» снимался бы. Он бы стал не нужен, он бы самоисключался.
«Да, «я есть» появилось бы в новом качестве, присутствуя и становясь открытым», - противоречил бы ты мне.
Частичное самоосознание, но не акцентирование на абсолютной целостности – вот что позволило бы человеку всецело качественно измениться. Выделение не означает замкнутость и ограниченность.
Пытался ли я предупредить Эль? Нет, ни разу, ни намеком, ни жестом, ни словом, ни выражением лица. Удивительно, как сильна была идея самоуверенности – почти ангельская вера, с коей они сами верят в свою непорочность».