Форум
Консультации

Здесь рассказывается о том, что такое психологическая помощь, какой она бывает и когда следует обращаться к специалистам.

О проекте «ПсиСтатус»

В этом разделе мы говорим о смысле и назначении проекта.

Контактная информация

Подробнее об авторах проекта. Адреса, телефоны, карта проезда.

Новая деонтология. Глава 7. Экзистенция его безумия

Потом все исчезло. Видение мира вокруг пропало, словно и не существовало больше самого органа зрения – проводника между сферой представления и действительности. Молочная пелена проникла в мозг через глазницы и окутала сетью ложных увещеваний травмированную душу, ибо уста водворяющегося тумана говорили о мнимом спокойствии. Но покой для безумного недостижим. Многое сулит подобную милость, но она, увы, не настает, ибо нет покоя в сумасшествии и нет его в белесом тумане угасающей борьбы за право разумного взгляда на мир. И Дитрих ничего не видел, он смотрел, но не видел. Он не мог издать ни звука. Кому? Кому он хотел адресовать свои слова?

Во рту – пугающий привкус крови. Она вытекает из его тонких сосудов, и Дитрих не может предотвратить ровным счетом ничего, что настойчиво предвещает трагедию, не может задержать процесс разрушения своего естества. Никто не явится помочь ему: ни человек, ни ангел. Прошла тысяча лет, а он один. Хоть бы шаги. Пауля звать бесполезно. «Я здесь, здесь, отец Аксель, - кричал  в немом рыдании внутренний голос Акерманна. - Помогите. Умоляю! Хотя бы в последний раз. Я умру, но не теперь. Мне надо, надо видеть вас – вы ведь отпустите мой грех!» Желание сумасшедшего и грешника, когда он поднялся до предела саморазрушающей катастрофы сознания. Дитрих оставался недвижен. К болезненному оцепенению присоединилось оглушение. Внутри вдруг стало идеально тихо – буря улеглась, оставив после себя только руины надежды. Шум мыслей исчез, щепки души претерпели необратимый распад и растворились где-то за пределами его разумения, не принадлежали кричащему голосу Дитриха, не были более собственностью его «я». Неужели настало время окончательной расплаты? А ею стала вся его жизнь с того момента, как он во второй раз «родился для греха». Стараясь достичь единственно значимой цели, предал себя не какому-нибудь стороннему безликому пороку, а самому себе – тому, кто покусился на запретное. Такова сущность его «обновленного» бытия.

-          Где же вы все? Неужели никто не поможет мне? Неужели я не существую для вас? Может, меня больше нет. Кто же поможет? Звать некого…

-          Нет выхода. Нет надежды. Нет помогающего. Нет слышащего, - сказал Голос.

-          Я больше не могу сопротивляться. Неужели вы все забыли обо мне? О что значит моя жизнь?! Помогите ему. Где же врач? Кто-нибудь! Пустите меня! Боже, я совсем обессилел, не могу жить. О сколько их, жизней, вокруг? Ни одна, ни одна не принадлежит мне? Нет надежды!

-          Нет.

-          Я достиг этого места, где хорошо, но оно – иллюзия, пропадающий мираж. Я исчезаю с ним, исчезаю с ним! Оно не так приятно, отец Аксель. Нет милующего!

-          Нет, - повторил Голос.

-          О нет!

-          Нет.

-          Вы видите мою жизнь, мою боль, ужас, кошмар! Ради меня… Ради меня! Ох, моя душа мертва! Вы же говорили – ее нельзя потерять. Страх забрал ее. Отец Аксель, не умирайте! Я не вынесу, не выдержу!

-          Не абстракция, не образ но конкретика, экзистенция. Не об отцах Акселях, но об отце Акселе

-          Настоящее – не для меня, реальность не принимает меня. Я в худшем мире. Я сплю, ничего не чувствую. Я не достиг этого места.

-          Нет блаженства.

-          Нет покоя.

-          Ничего нет! - Голос умолк.

Неизвестно по чьему велению, когда ничего живого, казалось, не осталось в естестве Дитриха, он сумел пошевельнуться. Сбросив оковы, парализовавшие его более получаса назад, он движением руки вернулся в холодную осязаемую реальность. «Я даже не могу поговорить с ним. Неужели я теряю рассудок?» Акерманн резко поднялся, чувствуя головокружение, быстро откинувшее его в сторону. Он едва не упал, ухватившись за край стола, свалил тяжелый подсвечник, чернильницу, часы; несколько бумаг разлетелись и легли на пол. Постаравшись найти равновесие, Дитрих закрыл глаза. Тишина опосредованно оглушала его, ибо возобновившиеся крики мыслей, опять стремящихся протиснуться наружу, мучая несчастное сознание, слышались теперь еще отчетливее, становились все громче, когда вокруг царило молчание. Под ее знаком потекли минуты.

Да, Акерманн был один. Он не мог без внутреннего содрогания думать о том, что его забыли, забросили, оставили, что не найдется души, которая вспомнила бы о нем. Лишь отец Аксель молился за него, но и священника нет рядом. Ах, почему для него закрыты души остальных истинно добродетельных людей, которые способны утолить его жажду внимания?! О Эль! Ее образ – пережиток прошлого, почти мифическая дева из какого-то утерянного и забытого ныне мира. И он выглядел как молчаливый судья. Правосудие всегда молчит. Пресловутый вершитель неведомо чьего произвола! По правде ли он наказывал безумную душу? Дитрих даже не мог поговорить с ней; призрак был ощущаем, но все же находился на ином ментальном уровне. Он не слышал его мольбы, не видел, как маялась его плоть, гонимая поврежденным рассудком, бросающаяся на стены, сталкивающаяся со стульями, ударяющаяся об пол и углы. Она жила в его голове, Эль, но он не владел ее волей, не мог управлять ею и тем более не имел возможности убежать от этого страшного, но реального сна. Он вставал перед ней на колени, ползал в состоянии полнейшей покорности, спрашивая: «Что ты хочешь? Жизни? Я не могу ее дать тебе. Возьми мою, но поскорее бы! Поскорее! Я согласен. Что ты хочешь? Жизни? Забирай! Искупления? Тогда я убью себя. Разреши же мне жить. Ну, почему, почему ты глуха к моим словам? Я не хочу твоей смерти. Лучше умереть, чем все сызнова… Я сам истекаю кровью. Разве я не истекаю кровью? Еще один миг – жить! О, если бы он был здесь!»

Дитрих опять лег на пол, желая лучше умереть, чем ощущать, как тело и разум его медленно разлагаются. Происходило это от отчаяния, накатившегося эмоционального холода, от изнеможения тела и духа. Его мучили озноб и головная боль. Гениальные и сумасшедшие остаются одинокими. Одиночество стало нестерпимым.

-          Думаешь, что философия привела тебя к Одиночеству? – спросил Голос извне. – А разве не хочется пофилософствовать, если ты одинок? Неумение приспособиться – вот прародительница Одиночества.

-          Но взаимодействие есть ли подчинение?

-          Приспособление – свойство гибкого в своей хитрости, либо блуждающего ума. Отчуждение начинается не в обществе, а в человеке, и естественно, в нем корень его же зол. Нужно быть святым, на которого ты не похож; великим грешником или сумасшедшим, чтобы стяжать его.

-          Так что же?

-          Истинный философ одинок? Он же исключительная личность. И как по-другому, если истина – добродетель, а она вынужденно обличает лжецов, злодеев и притворяющихся.

-          Кто же станет слушать слова, способные свергнуть его с престола? – обреченным тоном спросил Дитрих.

Подписка на рассылку

Статьи по психологии

Пациентам:

О нас

Особенностью нашего подхода и нашей идеологией является ориентация на реальную помощь человеку. Мы хотим помогать клиенту (пациенту) а не просто "консультировать", "проводить психоанализ" или "заниматься психотерапией".

Как известно, каждый специалист имеет за плечами потенциал профессиональных знаний, навыков и умений, в которые он верит сам и предлагает поверить своему клиенту. Иногда, к сожалению, этот потенциал становится для клиента "прокрустовым ложем" в котором он чувствует себя, со всеми своими особенностями и симптомами, не уместным, не понятым, не нужным. Клиент,  даже, может почувствовать себя лишним на приеме у специалиста, который слишком увлечен собой и своими представлениями. Оказывать психологическую помощь или предлагать "психологические услуги" - это совсем разные вещи >>>

Карта форума

Страницы: 1 2 3

Москва, Неглинная ул., 29/14 стр. 3

Тел.: +7 (925) 517-96-97

Написать письмо

2006—2018 © PsyStatus.ru

Использование материалов сайта | Сотрудничество и реклама на сайте | Библиотека | Форум