Новая деонтология. Глава 6. Искренность и притворство
показаться знающим человеком и этим снискать долю почтению к себе у разума, менее просвещенного, но вместе с тем приобретает дурную славу, и самое главное (в этом, собственно, уловка и заключается), обманувшись и заслужив ненависть в глазах людей, он еще и приобщается к трапезе, главным блюдом которой становится его уловленная грехом, погибшая в погоне за пустой славой, душа.
Наконец он умолк и через минуту проговорил слабым голосом:
- Я попрошу вас, отец Аксель…
- Да, слушаю тебя.
- Пожалуйста, не уезжайте. Останьтесь здесь.
Детскость, с какой Дитрих выражал свои мысли, привела священника в справедливое замешательство – он не привык отказывать в ответ на такие просьбы.
- Честное слово, отец Аксель, - продолжал Акерманн, - только не сейчас, я этого не выдержу… Вы знаете, я умру, умру от Одиночества. Это слишком опасно, я боюсь за вас, я… с ума сойду…
- Что опасно, Дитрих?
- Ехать, ехать, отец Аксель.
Фитцелю хотелось сказать, что эти страхи необоснованны, но убеждать Акерманна в обратном, означало воевать с его сумасшествием.
- Не уходите, не уходите. Дайте, дайте руку.
Дитрих схватил Фитцеля за рукав и опять разрыдался. Тот не нашел слов.
- Будете ли вы вспоминать обо мне?
- Я всегда помню о тебе…
- Если я вас никогда не увижу?
- Ничто не сможет помешать мне приехать.
- Если я умру, или, если вы больше не захотите меня видеть. Только вы понимаете. Я же тогда… Что же со мной станет?
Эти простые страхи, не чуждые душе ни одного человека, мучили Акерманна все сильней, пока не достигли предела, и если бы он мог, то, вероятно, стал бы силой удерживать Фитцеля. Примитивный страх, инстинктивная боязнь одиночества, доведенная до безумия, - все это было для Дитриха куда более важно, нежели те проблемы, которые принято считать достойными такого пристального внимания. Он впал в истерику и, вцепившись в руку Фитцеля, говорил:
- Еще не сейчас, еще слишком рано. Зажгите свечи, пожалуйста, мне страшно. О, нет, нет, нет, не надо… Не вставайте, не уходите… Нет, нет, я не могу вас держать… Еще минутку, еще… останьтесь здесь.
- Дитрих, успокойся, успокойся, я прошу тебя. Не нужно бояться, я еще никуда не ухожу.
В продолжение следующих нескольких минут Фитцель слышал только непрекращающиеся рыдания вперемежку с мученическими стонами отчаяния. Потом, уткнувшись лицом в его руку, Дитрих притих. Фитцель сидел с ним еще около часа, размышляя об услышанном с чувством страшной тревоги, а потом, когда он уснул, все же ушел.
По дороге в Заальфельд на ум ему пришла странная и неожиданная мысль: он питал смутную симпатию к мировоззрению Дитриха, хотя бы тот и не помышлял о Боге. Он действительно был готов стоять на стороне такого отношения к миру, что был присущ сознанию несчастного сумасшедшего, ибо это казалось ему естественным выбором благородства.