Новая деонтология. Глава 6. Искренность и притворство
удовлетворением отметил, что никого нет. Жужжание в ушах не позволяло ему слышать – кто-нибудь мог незаметно войти в спальню. Мертвая тишина, делающая мертвым все вокруг, уверяла Дитриха в том, что звать на помощь бесполезно, и его голос делается беззвучным. Он еще не доверял Ангелике, ибо она была женщиной, а, следовательно, владела искусством перевоплощения. Находясь в ясном уме, Акерманн критично относился к своему окружению. Она же была из другого мира, приходила и уходила, она ничем не обязана ему, ничто ее не держит возле его кровати. Так придет ли Ангелика, если он ее попросит? Это сомнение ставило точку в его надеждах.
- Заглядывать в чужую комнату – постыдно, - сказал таинственный Голос.
Девушка вернулась домой, легла спать, но не могла уснуть. Всю ночь она плакала, сидя на краю кровати. Двое людей, две непримиримые с обществом, неуступчивые натуры – она размышляла о безысходности. То было жалким качеством Одиночества Акерманна, и Ангелика почувствовала замкнутость, владычествовавшую над всем его мышлением, попытки выбраться – это всего лишь изменение маршрута, ведущего к одному пункту – началу, сумасшествию, отчуждению, к началу и концу, к концу и началу… Она все же не смогла удержаться от того, чтобы не унести из дома Дитриха какую-нибудь вещь, напоминавшую о нем – этим предметом оказалась тонкая книга с золотистым тиснением на обложке. Поля были испещрены заметками, среди них – сноски, ссылки и еще множество его личных измышлений, записанных на скорую руку. «Сильные душевные страдания, восприятие жизни как страдания – удел людей, вкусивших от плода, растущего в одном саду с деревом рассудительности. Иногда возвращение к жажде отнюдь не философских потребностей кажется людям нормальной: не постыдной, даже приятной со всех сторон». Ангелика смотрела на книгу, и ей казалось, будто она принадлежала умершему когда-то человеку – все ее внимание, вся доброта сконцентрировались на ней, как на неком сокровище – последнем, что осталось у нее от Акерманна.
***
На другой день он проснулся и понял, что кто-то приехал – из гостиной доносились звуки присутствия людей: голос Пауля, звяканье посуды, смех Иветты. Она редко смеялась и Дитрих, еще не вставая с кровати, решил, будто произошло нечто особенное, сумевшее нарушить обычную показную невозмутимость женщины. Впервые за долгое время, мучимый несвойственным ему любопытством, Дитрих оделся и вышел из комнаты в небольшой коридорчик. Кошмаров минувшей ночи он, к счастью, не помнил, а на душе у него было светло и спокойно. Медленно и осторожно спускаясь вниз по лестнице, Дитрих приостановился, чтобы послушать, о чем говорил голос Иветты. Прислонившись к холодной стене, он сосредоточился, стараясь не упустить ни единого слова.
В последние дни девушка чаще, чем обычно, посещала его дом, непременно подолгу разговаривая с Паулем. Дитриху это казалось странным, и он хотел положить конец таким бесцеремонным визитам, отказываясь признаваться в том, что внимание со стороны постороннего человека льстило его, доселе не исчезнувшему, самолюбию. Иногда Иветта приходила вместе с Рихардом, и тогда все трое собирались за столом, пили вино и разговаривали. Между тем хозяин дома был обречен коротать часы в своей комнате, ибо сам всегда находил предлог к тому, чтобы избежать подобных встреч, целью коих зачастую становилось обсуждение последних новостей и злободневных проблем. Дитрих не мог долго следить за ходом беседы и вскоре совершенно терял нить разговора, если его с улыбкой просили высказаться по тому или иному вопросу. В этом случае ему приходилось учтиво раскланиваться и удаляться на второй этаж, где он обыкновенно садился в кресло, давая возможность своим мыслям успокоиться.
Сегодня, судя по веселому голосу, Иветта находилась в особенно приподнятом настроении.
- Он нисколько не заботился обо мне. Знаете, однажды господин Штернхаген сказал, что хорошо бы уехать отсюда, но я настояла на том, чтобы остаться, - говорила она, обращаясь к своему собеседнику, которого Дитрих еще не слышал. – Увы, часто люди не могут без чьего-либо давления отказаться от выгодных предложений.
- Да, главное, чтобы они не пошли во вред, а с остальным можно справиться, - сказал Пауль.
- Его родственники живут в Вене, и перед тем, как приехать сюда, мы два месяца гостили у них. Честно говоря, половина моей жизни – разъезды.
- Удивительно, ведь деятельность господина Штернхагена никак не располагает к этому…
Услышав голос человека, произнесшего эти слова, Дитрих вышел из оцепенения и хотел уже сбежать вниз, но что-то остановило его.
- Да, он еще и правовед, - вымолвила Иветта. – Вы знаете, что господин Акерманн ненавидит правоведов? Поэтому для него Рихард просто врач.
- Я никогда от него не слышал ничего похожего. Вот видите, я знаю его почти тринадцать лет, а вы всего несколько недель…
- Поверьте мне, отец Аксель, - голосом маститого знатока произнес Пауль, - это так. Он говорил со мной об этом.
- Что ж… Многие из нас питают неприязнь к чему-либо.
- Я довольна, что господин Акерманн ладит хотя бы с моей сестрой, - заметила Иветта. – Она к нему очень хорошо относится. Между прочим, она тоже бывшая лютеранка. И полагаю, что Ангелика считает своим долгом подобным образом относиться к господину Акерманну.
- Что ж, - повторил Фитцель, - в этом meo voto* нет ничего дурного.
- Я только не могу сообразить, почему же он не обвинил ее в предвзятости? – добавил к сказанному Пауль. – Как правило, мотивы, движущие людьми, не являются для этого проницательного человека тайной. Уж поверьте мне! Клянусь милитаризмом короля, он бы заметил неискренность.
- Неужели вы начали думать, Пауль, будто чувство долга несовместимо с истинным милосердием? – спросил священник.
- О! Я вас уверяю, отец Аксель, - вмешалась Иветта, - Ангелика не спит по ночам лишь потому, что панически боится показаться излишне хладнокровным человеком. И к тому же ее спасает мысль, будто она обязана помогать ближнему.
- Нет, я с вами не согласен.
- Как бы то ни было, - проговорил Пауль, - я доволен, что хотя бы наша гостья сохраняет здравый рассудок. Человек должен получать то, что заслуживает, поэтому к чему разбрасываться утешительными фразами, если они не доходят до сознания того, к кому обращены?
- Любите же вы, Пауль, двусмысленные высказывания!
* по моему мнению (лат.)