Новая деонтология. Глава 1. Человек с четырьмя жизнями
сознание бывшего мыслителя в покое, а сам он обращался к своим любимым занятиям – разглядыванию стен и изучению пейзажа за окном.
«Хуже мертвого философа, - рассуждал Акерманн, - может быть только тот, кто по своей воле отстранился от философии, будучи уже посвященным в ее изумительную, преблагословенную методологию. Он, естественно, не мертв, но и не живет. Поистине великое счастье суть смотреть умственным взором и прикасаться десницей души к великим вещам. Изучение скорого, тленного и преходящего, быть может, хорошо и полезно в известной степени, но никогда не принесет сущей удовлетворенности самим собой. Тот, кто не познал еще, что значит смотреть на великие непреходящие категории, тот, безусловно, не оценит моего восхищения, но не станем же мы ставить это ему в вину, ибо сие еще не заблуждение, не предательство, но незнание». Несмотря на то, что время от времени Дитриха одолевала непреодолимая жажда мудрствования, он смирял себя, все чаще и чаще убеждаясь в отсутствии слушателей, а плести бессвязные небылицы, обращаясь к Тишине, еще казалось ему смешным занятием. Он не верил в свое помешательство, не любил думать о нем и не умел пользоваться привилегиями безумного, как это делает тот, кто притворяется помешанным.
Пауль кричал ему: «Довольно бредить – это смехотворное дело! Довольно унижаться перед самим собой! Мы все должны стряхнуть с себя сию привычку, чувство, ставшее таковым; должны отказаться от наших прежних страхов, обид, от служения культу безысходности и тоски, наконец!» Дитрих в тайне боялся Габена и откровенно недолюбливал с тех пор, как тот признал сумасшествие друга. Он и не думал идти на уступки, готовый до хрипоты спорить с Акерманном, доказывая ему его же неправоту. Часто, слишком поздно понимая, что все уговоры бесполезны, Габен оставлял Дитриха одного. То был последний жест унизительного, непривычного бессилия.
Наряду с ослабевшим, но сохранившимся пристрастием к самокритике, нисколько не охладев к самоанализу, Дитрих большинство изысков, к которым часто прибегают люди философского склада ума, называл бессмысленными и не достойными того, чтобы на них тратить время. Пауль полагал, что Акерманн просто разучился из множества знания выделять главное, зерно, суть, и поэтому намеренно воздерживался от замечаний, когда тот начинал высказывать свое мнение нарочито витиеватыми фразами. Иногда ум бывшего оратора задерживался на одном слове, и он не мог закончить предложения. Особенно трудно ему давались разного рода повествования – он путался в выражениях, терял нить разговора, отвлекался на описание мелочей, либо продолжал говорить о чем-то совершенно непонятном и постороннем, в итоге забывая, с чего начал свой рассказ.
В жизни Дитриха ничего не менялось эти три года, а почти постоянное присутствие рядом Габена сделалось неотъемлемой частью его существования. За это короткое время он научился скорее ненавидеть Акерманна, чем сочувствовать ему, как то было прежде, но все же, верный своему долгу, оставался при нем. Иногда Пауль был вынужден оставлять Дитриха и уезжать из Пруссии. Так последний его отъезд затянулся на два месяца, и по прибытии обратно он застал друга в ужасном расположении духа. Состояние Акерманна заметно ухудшилось: он почти не выходил на улицу, отказывался принимать лекарства, кричал на двоих служанок и обещал извести их, стоит им совершить какую-нибудь незначительную оплошность.
Все, что вы хотели узнать о мотоциклах на http://www.chopper-bike.ru/