Форум
Консультации

Здесь рассказывается о том, что такое психологическая помощь, какой она бывает и когда следует обращаться к специалистам.

О проекте «ПсиСтатус»

В этом разделе мы говорим о смысле и назначении проекта.

Контактная информация

Подробнее об авторах проекта. Адреса, телефоны, карта проезда.

Психоанализ М. Балинта. Вклад психоаналитика в процессе психоанализа

Взгляды Винникотта

«Третья группа аналитиков, отнюдь не так хорошо организованная, как две предыдущие, и рассеянная по всему аналитическому миру» — наиболее выдающимся ее представителем, пожалуй, является Винникотт, — готова, как и Балинт, допускать невербальную коммуникацию между «ребенком в пациенте» и его аналитиком, то есть готова к «терапевтическому обращению» с регрессировавшим пациентом в рамках психоаналитической ситуации. В рамках данной работы у нас нет возможности рассмотреть сходство и различие между теорией и техникой Винникотта и Балинта с точки зрения взаимодействия с регрессировавшим пациентом. Я бы хотела отметить лишь следующие моменты. Оба аналитика считают, что «базисный дефект», или «неспособность», пациента объясняется его фрустрацией окружением в раннем возрасте и что «нового начала» у пациента или открытия и развития его «истинной Самости» можно достичь лишь после фазы глубокой регрессии как минимум до стадии развития в раннем детстве, когда возникло «базисный дефект» или сформировалась «ложная Самость», и что эти процессы могут осуществляться лишь в рамках психоаналитической ситуации, которая создается и поддерживается аналитиком.

Они также считают, что «терапевтическое обращение» — Винникотт называет его «управлением» — и интерпретационная работа дополняют и подкрепляют друг друга и что может возникнуть необходимость отказаться от интерпретаций и делать лишь то, в чем нуждается пациент. Однако что касается «терапевтического обращения» с пациентами, то есть того, что и как делать, их пути во многом расходятся. Весьма упрощенно можно, пожалуй, сказать, что Винникотт склоняется, скорее, к окнофилической, а Балинт — к филобатической технике. Балинт пишет: «Создается впечатление, что 'техника управления регрессией' (третьей группы аналитиков) вызывает у пациента столько же ненависти и агрессии, но, пожалуй, несколько меньшую интроекцию и идентификацию с идеализированным аналитиком», чем «техника последовательной интерпретации» Мелани Кляйн и ее школы.

В 1947 году Винникотт сам указывал на ненависть, развивающуюся при переносе и контрпереносе; он писал: «Ненависть, оправданная в нынешней ситуации, должна отсортировываться, храниться и в случае необходимости интерпретироваться». Балинт показывает, что язык аналитика является важным компонентом его техники, что форма общения между аналитиком и пациентом может вести к совершенно различным терапевтическим результатам. Это относится как к вербальной, так и к невербальной коммуникации. Однако он воздерживается от каких-либо оценок, связанных с терапевтической эффективностью различных языков, или техник, трех перечисленных групп аналитиков. Балинт предпочитает описывать свои собственные техники обращения с регрессировавшими пациентами, при этом он указывает на то, что при описании отношений между аналитиком и «ребенком в пациенте» возникают две сложности. Когда отношения между двумя кооперирующимися партнерами, то есть когда основанные на взаимности отношения двух людей описываются «в духе и в терминах психологии одного человека», это «неизбежно вносит путаницу», здесь необходима новая «терминология, относящаяся к психологии двух людей».

Кроме того, явления, относящиеся к сфере примитивных отношений, возникающих, как правило, в фазе невербального развития, не пригодны для описания словами. То, что любой аналитик говорит на своем собственном языке, относится, разумеется, и к невербальной коммуникации, и то, как аналитик выражает себя невербально, в значительной мере способствует созданию и поддержанию психоаналитической ситуации на уровне базисного дефекта и преодолению пропасти между первичным объектом, который очень легко может показаться всезнающим и всемогущим, и его по-детски беспомощным субъектом. Вольфганг Лох пишет: «Когда... аналитику и пациенту удается терапевтическая регрессия на (невербальный) уровень коммуникации, то тогда терапевтическое обращение между ними приобретает необычайно важную функцию».

Вероятно, ни в одной другой фазе дальнейшее развитие пациента не зависит в такой степени от поведения аналитика, как в фазе регрессии на уровень базисного дефекта, или в фазе первичной любви. Здесь решается, создаст ли аналитик ребенка по своему подобию или же пациент обретет самого себя, разовьет «истинную Самость». Разумеется, даже при тщательном контроле над своим контрпереносом аналитик не сможет воспрепятствовать более или менее выраженной интропрессии Я, ибо в этой фазе развития, когда происходит реструктуризация Я, «ребенок в пациенте» нацелен на то, чтобы учиться у своего первичного объекта, однако чем меньше аналитик предъявляет себя в качестве всеведущего и всемогущего объекта, тем большее мужество будет проявлять «ребенок в пациенте», пытаясь найти собственные пути и развиваясь в самостоятельного человека.

Продолжительность состояния регрессии на уровень базисного дефекта «может иногда составлять лишь несколько минут, но может распространяться и на несколько (аналитических) сеансов». Задача аналитика в этот период заключается в том, чтоб.ы «создать окружение, климат, в котором он и его пациент сумеют выдержать регрессию во взаимном переживании. Это важно потому, что в таком состоянии любое внешнее давление усиливает и без того достаточно выраженную тенденцию пациента создавать неравноценные отношения между собой и своими объектами, распространяя тем самым свою склонность к регрессии на необозримое время». Понимать пациента — означает одновременно понимать его без слов и без слов выражать это понимание, просто быть рядом, но таким образом, чтобы пациент ощущал принятие и поддержку.

«Пациент должен чувствовать не только то, что аналитик находится рядом, но и то, что он занимает верную дистанцию, — утверждает Балинт, — эта дистанция не должна быть настолько большой, чтобы пациент ощущал себя потерянным и брошенным, но и не должна быть настолько близкой, чтобы он чувствовал себя стесненным и несвободным; то есть это должна быть дистанция, соответствующая нынешней потребности пациента. Следовательно, если говорить в целом, аналитик должен знать, каковы потребности пациента, почему они именно такие и почему они флуктуируют и изменяются».

Балинт иллюстрирует вышесказанное примером пациента, который к тому времени уже два года проходил у него лечение. «С момента начала сеанса пациент более получаса хранил молчание; аналитик принимал его молчание, представлял себе, что может происходить с пациентом, ждал и не предпринимал каких-либо попыток вмешательства; при этом он не испытывал дискомфорта или необходимости предпринимать какие-либо действия. Я должен добавить, — пишет Балинт, — что паузы в этом лечении не раз возникали и раньше, поэтому и пациент, и аналитик научились с ними справляться.

В конце концов, разрыдавшись, пациент прервал молчание; вскоре после этого он уже мог разговаривать. Он сказал, что наконец-то ему удалось установить контакт с самим собой; с детства он никогда не оставался один, всегда находился кто-либо рядом, указывавший, что ему делать. Некоторое время спустя, на другом сеансе, он рассказал, что во время молчаливой паузы ему приходили в голову всевозможные ассоциации, но он отвергал их как досадные помехи». Разумеется, можно было бы дать целый ряд верных интерпретаций этого молчания, однако они нарушили бы молчание «и пациент в таком случае не установил бы контакта с самим собой'... во всяком случае, в этой ситуации». Кроме того, любая «даже самая правильная интерпретация... неизбежно усилила бы навязчивое повторение, ибо, когда опять оказался бы кто-то рядом, который бы ему сказал, что он должен чувствовать, думать, делать».

Учитывая, что это событие произошло «исключительно в ситуации отношений между двумя людьми», следует отдавать себе отчет в том, что аналитик, «найдя верный ответ на молчание пациента, рисковал... пробудить у него ожидания, что так будет всегда, которые могли привести к возникновению злокачественной зависимости. Он также избежал опасности предстать перед пациентом в роли мудрого и могущественного аналитика, способного читать невысказанные мысли пациента и правильно на них реагировать, то есть опасности показаться всемогущим». Всеведущий и всемогущий аналитик никогда не сможет преодолеть пропасть между собой и «ребенком в пациенте», то есть сформировать отношения, которые делают возможным взаимодействие между объектом и субъектом Поэтому Балинт «пытался создать отношения, в которых никто из них... не был всемогущим, каждый признавал свои границы, надеясь, что таким образом удастся наладить плодотворное сотрудничество между двумя людьми, в сущности не различающимися по своему значению, весу и силе».

Предварительным условием описанных Балинтом отношений между аналитиком и пациентом на уровне базисного дефекта является то, что аналитик не отвергает инфантильного невротика, а проявляет «уважение к 'отыгрыванию' пациента в ходе анализа... и терпимость». Помимо прочего, это означает, что «аналитик должен искренне принимать все жалобы и упреки... регрессировавшего пациента... как реальные и обоснованные и предоставлять пациенту достаточно времени, чтобы тот превратил свои бурные обвинения в сожаления.,. Чувства сожаления или печаль, о которых я здесь говорю... свидетельствуют о наличии дефекта или нарушения в самом пациенте, которое бросает тень на всю его жизнь и неблагоприятные последствия которого никогда нельзя компенсировать полностью. Наверное, вред можно устранить, но навсегда останется шрам, то есть всегда будут видны некоторые его последствия».

Этот период печали может, «к сожалению, продолжаться у некоторых пациентов очень долго... и хотя этот процесс нельзя ускорить, самое важное заключается в том, что аналитик присутствует при нем как свидетель. Поскольку этот процесс относится к области базисного дефекта, пройти его самому, по-видимому, невозможно; это можно сделать только в рамках отношений между двумя людьми, например в аналитической ситуации». Только после этого периода печали пациент становится «способным по-новому оценивать свою позицию в отношении к своим объектам и проверить, может ли он все-таки принимать зачастую малопривлекательный и равнодушный мир вокруг себя».

Терапевтическая установка аналитика на уровне базисного дефекта «мало чем отличается в своих отдельных чертах от позиции, которую он занимает при работе с пациентом на эдиповом уровне, и даже темы, которые прорабатываются, обычно одни и те же. Различие заключается, скорее, в атмосфере, настроении, и оно касается как пациента, так и аналитика. Аналитик не стремится к немедленному и полному 'пониманию', к тому, чтобы 'организовывать' и изменять все нежелательное с помощью корректных интерпретаций; скорее, он более терпим к страданиям пациента и способен с ними мириться, то есть он может признаться в своей неспособности, вместо того, чтобы судорожно стремиться 'проанализировать' страдания и доказать свое терапевтическое всемогущество.

Вместе с тем он не поддается и другому искушению — 'управлять' жизнью регрессировавшего пациента, проявляя полное сочувствие... ибо это было бы точно такой же реакцией всемогущества. Он не стремится также создать у своего пациента 'корректирующие эмоциональные переживания', как бы это стал делать клиницист при лечении состояния недостаточности — третья форма реакции всемогущества. Напротив, если аналитик ощущает малейшую склонность отреагировать на регрессировавшего пациента реакциями всемогущества, то он может поставить надежный диагноз, что работа достигла области базисного дефекта. Я бы хотел самым настоятельным образом подчеркнуть, — пишет Балинт, — что любая подобная склонность аналитика должна расцениваться как симптом болезни пациента, и ей ни в коем случае нельзя поддаваться», и добавляет: «Впрочем, это легче сказать, чем сделать».

Если «ребенок в пациенте» еще раз переживает на уровне базисного дефекта перенесенные в раннем детстве травмы, прежде чем в период печали он подготовил этим страданиям и искалеченной базисным дефектом части своего Я «почетные похороны», то становится вполне понятным, почему аналитик испытывает искушение облегчить боль своего пациента. Как уже отмечалось, все, что аналитик может здесь сделать,— это признать печаль своего пациента правомерной и предоставить ему время и окружение, в котором можно было залечить его раны. Если аналитик пытается терапевтически вмешаться, давая любовь и заботу, стремясь изменить жизненные условия пациента, то он рискует стать необходимым и незаменимым объектом для пациента, то есть рискует взрастить зависимого ребенка, который вообще не пытается приобрести во внешнем мире с помощью работы завоевания хороших объектов или даже партнера.

Подобные отношения между аналитиком и пациентом всегда таят в себе опасность закончиться трагически, поскольку неизбежное расставание пациента и аналитика непременно вызовет у пациента, не научившегося переносить свои чувства к аналитику на реальные внешние объекты, то есть не совершившего необходимых шагов в направлении сепарации в рамках психоаналитической терапии, чувство того, что ею снова покинули и бросили в беде. Если аналитику удается не увлечься эмоционально своим «ребенком в пациенте», не вмешиваться, то это не означает, что он не дает своему пациенту удовлетворения. Необходимо иметь в виду, что для человека, который никогда не переживал открытых для любви объектных отношений, никогда не чувствовал себя принятым, это означает — обрести в своем аналитике человека, который ему рад, который днями, неделями, месяцами, годами готов участвовать в его жизни.

Это означает — обрести окружение, в котором существует определенное равенство и своего рода дружеское спокойствие, в котором постепенно становится видимым то, чего нельзя было разглядеть раньше, а безнадежная тьма отчаяния постепенно рассеивается светом надежды. «Целебную силу объектных отношений» нельзя до конца выразить словами, кроме того, как утверждает Балинт, «в случае объектных отношений мы находимся на относительно зыбкой почве, поскольку психоаналитическая теория знает о них не так много». Однако, пожалуй, можно сказать: поскольку человек способен узнавать себя только посредством других, а самопознание субъекта, стало быть, зависит от познания его объектом, то регрессия «с целью быть познанным» зависит от совершенно определенной формы объектных отношений, которую пациент не пережил в своем детстве.

Если исходить из того, что базисный дефект пациента, его неспособность понимать и признавать себя, объясняется недостатком «приспособления друг к другу» субъекта и объекта, то из этого можно сделать вывод о том, что обретение себя пациентом в рамках психоаналитической ситуации обусловлено «приспособлением друг к другу» аналитика и пациента. Соответственно, «целебная сила объектных отношений» означает, что аналитик стремится понять своего пациента и передать ему это знание таким образом, чтобы пациент мог познать себя; другими словами, это означает, что создаются отношения, способствующие самопознанию пациента и, возможно, также углублению до известной степени знания о себе аналитика А, поскольку, аналитик не может понять другого, если к нему равнодушен, если не готов его принять, то Балинт по праву говорит о «преисполненных любовью объектных отношениях», о первичной любви между пациентом и аналитиком.

Хотите разместить эту статью на своем сайте?

Страницы: 1 2 3 4

Подписка на рассылку

Статьи по психологии

Пациентам:

О нас

Особенностью нашего подхода и нашей идеологией является ориентация на реальную помощь человеку. Мы хотим помогать клиенту (пациенту) а не просто "консультировать", "проводить психоанализ" или "заниматься психотерапией".

Как известно, каждый специалист имеет за плечами потенциал профессиональных знаний, навыков и умений, в которые он верит сам и предлагает поверить своему клиенту. Иногда, к сожалению, этот потенциал становится для клиента "прокрустовым ложем" в котором он чувствует себя, со всеми своими особенностями и симптомами, не уместным, не понятым, не нужным. Клиент,  даже, может почувствовать себя лишним на приеме у специалиста, который слишком увлечен собой и своими представлениями. Оказывать психологическую помощь или предлагать "психологические услуги" - это совсем разные вещи >>>

Карта форума

Страницы: 1 2 3

Москва, Неглинная ул., 29/14 стр. 3

Тел.: +7 (925) 517-96-97

Написать письмо

2006—2018 © PsyStatus.ru

Использование материалов сайта | Сотрудничество и реклама на сайте | Библиотека | Форум